Дон Ниппи проснулся еще затемно от какого-то "бытового страха". Странное такое ощущение, напоминающее "страх демонический", но не оно . Он помнил, что вчера неплохо посидели с приехавшим в гости приятелем по коллегиуму, погуляли в окресностях, вспоминали бурсацкие дни. Почему то было стыдно, хотя он прекрасно помнил что все прошло более чем культурно, если не считать серьезного желания подраться с группой матросов. Желание мало приличное для дона факультета практической философии, магистра теологии и ангелологии. Хм-м...Отчего же этот "бытовой ужас"? Давно ему не доводилось просыпаться с молитвой. Ниппи набросил коричневую сутану преподавателя, зажег свечу и начал читать по открытой на столе книге: "Deus illuminatia mea et Salvator meus... Ignis Divinitas, Amor Infinitus, miserere nobis... confiteor Deus omnipotens....Ad corintheanus secundus epistoli... In principio...". Валанская латынь легко текла, как будто промывая само сердце, голова прояснялась. Он вспомнил: опять снилась война. Они вместе с приятелем сидели в окопе, среди крови и грязи, в офицерских мундирах. Возникали лица давно забытых командиров. Хм-м. Вот оно что...
Он посмотрел на валявшиеся на рабочем столе книги. Вверху, рядом с "Демонологией" Равенсбрюка лежал раскрытый "Боевой батальонный устав Их Императорских Величеств гвардии". "Тьфу, дочитался на ночь" - Ниппи недовольно хмыкнул. Книга была заложена двумя бумажками. Одна была приятна - платежное распоряжение из коллегиума: "Дону Ниппи, по следующим статьям надлежит выплатить..."; вторая - неприятная, сообщение о недопущении к печати его книги ("Исследование апостолических посланий Архиепископа Катберта, касаемых обращения драконов миссией дона Мигеля Аррагуеры, с приложением цветных карт и таблиц") и изъятии его служебной переписки для последующего уничтожения. Наверное поэтому было так неприятно на сердце, отсюда же и это желание подраться. Всё таки отец-декан смог ему отомстить. Он еще раз прошел Розарий, чтобы ослабить мысли об уничтожении отца декана и про то, что "Вот стану приором коллегиума"... Завтра назначена была торжественная месса, да еще этот странный вызов от отца Бланшара. Следовало очистить сердце и разум. Очистить.
Четки побежали по привычному кругу: "Sancti Bakko et Sergio, ora pro me... Benedicto Isaak, ora pro me..."
Через полчаса надо было быть в коллегиуме, читать лекцию по механике.