Наши Рассказы

[Арана]

Рецепт: проваленная защита РГР, пасмурный, расплывчато-серый день и два на редкость паршивых фильма; соленый привкус на губах и головная боль.

Из проваленной защиты построить сложную конструкцию, изобилующую острыми углами и обидой на повара; из дня вынуть пасмурную погоду и, перемешав с мелко нарубленными фильмами, скрепить ею швы. Получившуюся махину внимательно рассмотреть - головную боль готовить не надо, она проснется в этот самый момент, - слизнуть одиночество с губ и сплюнуть в сторону.

Мир:

Через наполненную серебристым туманом пропасть протянулся шаткий перекидной мост, обвитый густой зеленой листвой так, что почти не видно медленно гниющих веревок; где-то посередине не хватает двух досок – обломанные края до сих пор вплетены в остатки канатов и буйную растительность.

Человек с закрытыми глазами глубоко вздыхает и делает первый шаг. Мост угрожающе скрипит и раскачивается; несколько гибких стеблей внезапно разматывается и повисает зелеными плетьми – крупные алые цветки теряются где-то в клубящемся тумане. Доски трещат под ногами; маленькие яркие пичужки пролетают совсем близко, жизнерадостно щебеча.

Человек делает второй шаг. За его спиной медленно смыкается влажное серебро радостно-светлого тумана; несколько солнечных лучей пробиваются сквозь плотную завесу водяных капелек и освещают изъеденные червями доски.

Человек с закрытыми глазами делает третий шаг. На той стороне его, возможно, ждут.

[bbreak_d]

Хмм......провал защиты РГРки - неплохой источник поварского вдохновения.....)

[Арана]

А то! =)

* * *

Рецепт: решение, которое казалось верным – и, похоже, изменилось после минутного разговора: твердый мужской голос в трубке, и понятно, что его обладателю все равно, что творится у вас в голове – только бы все вышло, как ему нужно. Севшая зарядка мобильного телефона. Внезапная тишина в толпе. Ожидание.

Человек:

Ожидание, ожидание, ожидание, лак на краешках ногтей отчего-то кажется бледнее. Когда теребишь сережку, в мочке уха поселяется неприятное давящее ощущение.

Ветер треплет волосы, спутывает – ей так нравится. Теперь-то неважно, кто взглянет на тебя из зеркала – роковая красавица или девчонка с заплаканным лицом; теперь все – только для себя.

Ожидание, ожидание. Без колец пальцы почему-то кажутся тоньше, а наручные часы не выглядят такими уж старыми. Если постучать ногтем по циферблату, получается твердый стеклянный звук. Сдают нервы.

В одиночестве, оказывается, ждать чуда гораздо проще. Только вот придет ли оно?

[Арана]

Рецепт: снег, очень много снега – не по-весеннему белого, чистого; усталость, похожая на ватное одеяло, укутывающее с головы до ног. Залить радостью от встречи с человеком, с которым, в принципе, виделись не так давно, но все равно успели соскучиться, присыпать тоненьким слоем незначительных неприятностей и хорошенько взболтать. Пить вперемежку с растворимым кофе.

Мир:

Миры были круглыми, прозрачными и по большей части состояли из воды. Это, впрочем, ни для кого не новость.

Центр каждого мира пронзал шпиль, сужающийся и светлеющий ближе к концу; блики света на воде искажали реальность, смягчая контуры и добавляя четкости краскам. Обитателей никто не видел; наверное, их это вполне устраивало – а может, просто не интересовало.

Иногда шпили внезапно опускались и снова поднимались, занимая прежнее положение – тогда миры срывались с них и падали вниз, и вряд ли кто-то мог сказать, что с ними происходило после; наверняка у местных жителей на этот счет существовали сотни и тысячи легенд и теорий, которым, скорее всего, никогда не найти практического подтверждения.

В конце концов, жизнь – и так не самая простая и справедливая штука, а уж когда живешь в капельке растаявшего снега на кончике ресницы…

[Арана]

Н-да, насчет законченности я того... погорячилась.

Краски и запахи сливались в единый поток, вытягивались в сплошные линии, устремляющиеся куда-то вдаль и вскоре исчезающие где-то на границе видимости. От слишком быстрого и долгого бега воспаленно горели не рассчитанные на такое обращение легкие, а ноги казались чужими и далекими; смазанное ощущение сбитых в кровь ступней робко бродило вдоль границы сознания, растворившегося в непрекращающемся движении.

Ветер налетал мощными порывами, швыряя вокруг дождь – тот падал сплошной серебристой стеной, ударяя по лицу, по плечам, создавая вокруг промокшей насквозь фигуры мерцающий ореол воды. Влажные волосы тонкими прядями липли к щекам, почти скрывая тихую улыбку, - буря, внезапно воплотившаяся в одинокий мужской силуэт, прячущийся среди рокота разъяренной стихии.

Обрыв над бушующим морем слился в длинные мазки кистью, испачканной в темных красках и соленом аромате. Вокруг ярилась буря и, счастливый ему одному понятным счастьем, смеялся бегущий силуэт; его кровавые следы мгновенно смывала серебристая стена воды, а уж о том, чтобы сохранить тепло, у этого мира не могло возникнуть и мысли.

Темное небо все пригибалось к земле, к морю, протягивало щупальца-дожди, беспощадно ломаемые ветром; почерневшие горы тянулись ввысь и терялись в тяжелых тучах. Буря выла и в тщетной ярости билась о хрупкие границы реальности; вырвавшийся наконец на свободу смех звучал еще страшнее, чем раскаты грома и беспомощные удары темной воды о скалы, а в памяти упорно вставали полупогибшими призраками образы – изменчивость и постоянство, ищущие тьму, чтобы отдохнуть.

Человек внезапно остановился, и весь мир остановился вместе с ним.

- Я проснусь, - сказал он сам себе.

- Проснешься, конечно, - легко согласился женский голос, меняющийся каждое мгновение. – Проснешься… куда ж ты денешься. Проснешься, нисколько не отдохнувший, с больной головой, разобьешь очередной будильник и поплетешься за – как же это называется…

Мужчина резко обернулся, и весь замерший мир обернулся вслед за ним.

- Кофе… за кофе. Наверное.

Безумное непостоянство под застывшей стеной дождя чуть склонило голову и едва заметно улыбнулось. Сытый котяра терся у вечно изменяющихся ног, мурча и поигрывая коготками.

- Ага. За ним, - усмехнулась девушка, опасливо взглянув на собственного питомца. Кот вопросительно мяукнул; не получив никакого вразумительного ответа, презрительно фыркнул и принялся вылизываться. – За «наверно». За надеждой.

Мужчина неопределенно пожал плечами.

- Почему у меня всегда получаются бушующие миры? Я ведь всегда придумываю их во сне…

Она засмеялась и вдруг оказалась совсем близко – указательный палец бесцеремонно ткнул человека в грудь.

- Да потому что здесь, - отросший за одно мгновение острый ноготь болезненно царапнул кожу, - здесь уютно свернулась клубочком буря, готовая разрушить все на своем пути.

Девушка убрала руку и отступила на шаг назад.

- Ты говорила, что я не смогу придумывать миры, - мужчина вздохнул – то ли с облегчением, то ли сожалея о чем-то; огляделся, с запоздалым испугом и непониманием рассматривая замерший шторм и зарождающуюся в темных небесах молнию. – А я…

- А ты и не смог, - ее усмешка выглядела уже иначе – левый уголок губ отчего-то чуть опустился, а правый, напротив, приподнялся, придавая вновь изменившемуся лицу страшноватое выражение. – То, что вокруг тебя, - не мир. Это – ты сам. Нравится?

Он поднял руку и вцепился в собственные волосы; где-то на горизонте вырвалась из-под земли еще одна гора, и над ней тучи сложились в причудливый вытянутый рисунок.

- Я проснусь…

- Просыпайся, - пожала плечами девушка.

Мужчина поднял на нее затравленные глаза и начал медленно таять – весь мир выцветал вместе с ним; последними исчезли запахи и леденящий блеск зарождающейся молнии в уже не существующих небесах.

Оставшаяся в пустоте воплощенная изменчивость взяла на руки хищно щурящегося котяру; с легким недоумением взглянула на то место, где только что стоял человек, и покачала головой.

- Какой же ты обыкновенный... не проснешься. От себя – не проснешься.

[Арана]

Рецепт: очень много миндального мороженого, желание остановить мгновение; птичий гомон прямо над ухом и внезапно замолчавший телефон. Хорошенько обругать севшую зарядку и убрать бесполезный сотовый в соседнюю реальность, где мороженого, самой собой, нет.

Мир:

Тепло.

Влажная духота лениво потягивалась, поудобнее устраиваясь на обреченно затихшем мире: безлюдные пляжи, вымершие дороги, пустые города в свалявшихся комьях промокшей пыли. Солнечный свет никак не мог пробраться через плотную завесу темно-серых облаков; ветра не было и в помине, и липкая жара сжимала кипящее кольцо застывшего воздуха. Этот унылый мир давно забыл, что значит летний зной – тепло здесь осталось только такое, душное, тяжелое.

Закаты здесь казались какими-то по-особенному нежными – розовые отсветы на стеклах, на облаках, а рассветы превращали небеса в палитру сумасшедшего художника, бездумно смешивающего краски; но, когда солнце все же разрывало плотную темную пелену, то его сияние выхватывало из привычного полумрака только отсыревшие деревья, пустые города и мертвую грязь.

Куда пропали люди, этот мирок не помнил; знал лишь, что в нем не осталось ни могил, ни остовов. И еще знал – что ему не хватает тепла. Того, другого.

Живого по-настоящему.

[Арана]

Причем сильно погорячилась...

За окном мерно лился серый дождь. По запыленному стеклу медленно стекали мелкие капли, оставляющие после себя мутный ручеек; Унылый шелест прятал звуки, топя старую квартирку в промокшей насквозь тишине.

Девушка, сидящая на деревянном стуле со странно изогнутой спинкой, неподвижным взглядом смотрела в какую-то ей одной понятную точку на противоположной стене. Руки, скрещенные на груди, босые ступни, черты лица – все менялось каждую секунду; постоянным оставалась только серая усталость в уголках многоцветных глаз.

Сытый котяра на подоконнике старательно умывался, изредка прерываясь, чтобы широко и с удовольствием зевнуть.

- Вот это и есть твоя тоска? – тихо спросил мужчина, напряженно замерший в единственном кресле, и разгладил на коленях коричневый плед. – Это сейчас – ты?

- Нет, - резко ответила девушка, не отрывая взгляда от старых обоев на противоположной стене. – Я всегда – темные миры.

Котяра прекратил вылизываться и, лениво потянувшись, свернулся в клубок, все же оставив открытыми внимательные хищные глаза.

- В чем разница? – мужчина перевел взгляд с воплощенной изменчивости на задремавшего зверька: на него смотреть было спокойнее. Привычнее. – Почему ты можешь создавать миры, которые не будут частью тебя, а я – нет?

- Разница? – девушка начала раскачиваться на стуле, то и дело оставляя его опасно балансировать на двух ножках. – О, тут все просто… просто, потому что здесь, - она коснулась постоянно изменяющейся рукой собственной груди, - никакой бури нет уже давно. Штиль. Пусто.

Сытый котяра на подоконнике лениво зевнул, сощурился, а потом и вовсе закрыл глаза.

- Так не бывает, - нахмурившись, отозвался мужчина.

Стул замер в крайней позиции, грозя вот-вот упасть. Девушка запрокинула вечно изменяющуюся голову и переливчато рассмеялась – он первый раз слышал у нее такой смех, серебристо-легкий и свободный.

- Тогда все еще проще! Это значит, что меня и вовсе нет! – воплощенная изменчивость внезапно повернулась к нему и неожиданно серьезно спросила: - Неужели еще не понял? Я тебе снюсь!

- И я сейчас проснусь…

- Проснешься, конечно, - кивнула девушка. – Куда ж ты денешься. Проснешься, нисколько не отдохнувший, с больной головой, разобьешь очередной будильник и поплетешься…

- Нет.

- Проснешься, - отмахнулась она. – А вечером снова уснешь. Это твоя жизнь – то, какой ты ее сделал.

Мужчина раздраженно тряхнул головой и начал таять – словно кто-то постепенно убирал плотность: краски бледнели, контуры размывались до тех пор, пока кресло вдруг не оказалось абсолютно пустым.

- Он забрал плед, - доложила собственному коту воплощенная изменчивость. Тот приоткрыл один глаз и зевнул во всю пасть. – А ведь даже не знал хозяев. Как же это называется… ой!!!

Стул опасно пошатнулся – и все-таки упал.

[Константин Eva-00]

Розовый рассвет, тихий, полный пустоты и холодных надежд. Голые стены... Хоть и тёплая, но пустая кровать.

Очередной серый день наступил внезапно и бессмысленно. Как всё это надоело, как всё это бесцельно... Зачем?

Обязанность? Кому... Целеустремлённость? К чему? К чему мы так стремимся рискуя, надеясь, переживая... Ответа

нет, ну и пусть. Всё равно ответ ничего этого не изменит. Всё будет как обычно, как по сценарию, по кругу...

Из крана ледяная прозрачная, как свет, вода. Касаясь кожи, пронзает холодом, как кристалл льда усталую кровь.

Взгляд в зеркало как в пустоту времён. Удар... молния...

Сильный дождь бьёт в стекло, растворяя розовый рассвет в серой грязи воды. Внезапно темнеет. Шум дождя

поглощает звук, поглощает мысли... Тишина...

[Арана]

Небо казалось покрытым рыжевато-золотистой пыльцой – чудилось, будто этот теплый бархатистый оттенок напылили прямо на прозрачный воздух, пропахший сладковатым цветочным ароматом. Ни солнца, ни звезд: этот маленький гордый мирок не нуждался в чужом сиянии.

Бархатисто-рыжеватые отсветы играли на листве; на прогретой своим собственным теплом земле вальяжно разлеглись тонкие тени. Кора дерева под вечно изменяющимися пальцами терпко пахла летним вечером и густой смолой; если покрепче обнять ствол, то совсем не страшно смотреть вверх.

По золотисто-пыльцовому небу то и дело пробегали неровные полосы липкой черноты.

- Вот это – действительно моя тоска, - произнесла в теплые глухие небеса воплощенная изменчивость, прижавшаяся щекой к стволу дерева. Ветка, на которой она пристроилась, совсем не двигалась – ветерок не мог даже шевельнуть густую листву.

- А говорила, что ты – всегда темные миры, - растерянно сказал мужчина с бесполезным коричневым пледом в руках, запрокинув голову. Лезть на дерево ему определенно не хотелось.

Сытый котяра вскарабкался на самый верх и теперь напряженно осматривался, даже не думая о том, чтобы пригреться и задремать. Девушка неотрывно смотрела на зверька: так можно было отвлечься от засасывающей пустоты, полосами разрывающей небо.

- Которая я это говорила? – грустно усмехнулась она, и зрачки в ее глазах отчего-то стали квадратными, а потом потерялись вовсе. – И какая я сейчас? Какой ты меня сделал? Какой хотел увидеть?

- Ничего я не хотел. Думал только… плед вернуть. Только теперь не знаю, как.

Котяра уставился на него так, будто собирался броситься с воем и выпущенными когтями, но в итоге ограничился тем, что с достоинством вильнул кончиком хвоста. По небу прокатилось целое пятно жирной черноты.

- Врешь, - внезапно повеселела девушка, и в ее спокойной улыбке было что-то вымученное и неестественное. – Если бы ты хотел только вернуть плед, он бы просто исчез, а ты ни за что бы здесь не оказался. И меня бы здесь не было… то есть вообще не было бы.

- Я проснусь, - с отвращением ответил мужчина, бросив плед себе под ноги, и опустил глаза.

- Проснешься, конечно. Куда ж ты денешься. Только теперь я буду сниться тебе гораздо чаще, знаешь? Потому что и ты, и я слишком сильно привыкли к тому, что всегда есть кто-то, кто поймет все.

Сытый котяра быстро лизнул собственный бок и снова настороженно огляделся, будто боялся, что на него нападут.

- А вот у тебя в твоей пропахшей паршивым растворимым кофе реальности начнутся проблемы, - сказала воплощенная изменчивость и наконец взглянула вниз. – И однажды тебе не захочется просыпаться, что бы я ни говорила.

- Как будто тебя это расстроит, - буркнул мужчина.

- Еще как, - кивнула она. – Только представь – ты же все время будешь рядом! А что, если я начну создавать миры? С тобой этого делать нельзя.

- Потому что они будут слишком реальными? – криво усмехнулся мужчина, встретившись взглядом с котом. Кот яростно забил хвостом, но все же отвел глаза.

- Потому что они будут совершенными, - мрачно хмыкнула девушка. – А это плохо. Совершенству некуда развиваться и незачем изменяться. Я так не могу.

Мужчина заинтересованно склонил голову к плечу и уселся на брошенный на землю плед.

- Ага, а в чем изъян этого мира? Эта черная дрянь наверху?

Непостоянность брезгливо поморщилась.

- Этот мир пустой. Пустой и обидевшийся на вселенную настолько, что уверен, будто сможет выжить один, без чьей-либо помощи. Он справляется, он сильный. Только вот помнит еще, как было легко и спокойно, когда ему помогали и он помогал в ответ.

- Почему ты создала его таким? – спросил мужчина.

Она устало рассмеялась и тряхнула головой.

- Просыпайся. Просыпайся и живи, как жил. Мне подумалось – наверное, ты там еще нужен. Тебя зовут, ты слышишь?

- Слышу. Сестра, - обреченно вздохнул он и начал медленно таять. – Но почему ты создала такой мир? Так на тебя не похоже… - к концу фразы в пустом мире остался только смятый коричневый плед, уже согретый бархатистым теплом, и ответ адресовался скорее небесам, что вдруг стали совершенно черными:

- Тебя так долго не было…

Кот уставился куда-то перед собой и тоскливо, с надрывом, завыл.

[Арана]

Ветерок, уже отдающий осенней промозглостью, тщетно пытался пригнать откуда-то из-за линии горизонта ровный слой монотонно-серых облаков – в тихо стареющей реальности по-прежнему сияло блеклое и усталое, но все же – солнышко. Оно неярко освещало грязно-зеленую поверхность воды с чинно проплывающими по ней опавшими листьями и мертвыми веточками; дно реки представляло собой склизкое холодное месиво, в котором постоянно вязли ноги.

- Если ты сейчас опять заявишь, что проснешься, я за себя не отвечаю.

Мужчина промолчал. Сытый котяра свернулся клубочком у него на коленях и дремал, чуть поигрывая отнюдь не безобидными коготками.

Девушка неотрывно смотрела себе под ноги, точно надеялась разглядеть собственные постоянно изменяющиеся ступни сквозь грязную речную воду.

- Я, конечно, понимаю, что эти слова каждый раз слышит совершенно другой человек, с другим мировосприятием и кучей новых ассоциаций, но, знаешь ли, все равно капает на мозги. И неважно, что они тоже все время меняются.

Мужчина почесал кота за ушком. Тот сонно мурлыкнул и потянулся.

- Ну, знаешь… я же не виноват, что в итоге действительно просыпаюсь. Рад бы оставаться, но против природы не попрешь.

Девушка передернула плечами и демонстративно фыркнула, не поднимая глаз.

- Со слов «рад бы, но…» начинаются, как правило, бессмысленные оправдания.

- Не злись, - устало вздохнул он. – Что предлагаешь-то?

Воплощенная изменчивость резко остановилась и села у берега, вытянув ноги в по-осеннему холодную воду. Слабеющий ветерок хлестнул по воздуху длинными волосами, которые в следующее мгновение потемнели и укоротились.

- Не знаю, - буркнула девушка и опустила голову.

Мужчина осторожно поставил котяру на все четыре лапы и поднялся на ноги. Зверек поднял на него хищные глазищи, недовольно сощурился, вильнул хвостом, но к сидящей у воды хозяйке все же не пошел.

Ветерок затих было, а потом вдруг рванулся, завыл отчаянно, швырнул в людей на берегу осеннюю усталую тоску; взвился куда-то ввысь, силясь вырваться, и внезапно пропал.

- Хочешь проснуться вместо меня?