Какая прелесть.
Привет от овоща.
Расскажу одну глупую историю, как один лирик преподал мне урок, который я запомнил на всю жизнь. Я тогда тоже был наивный в пень и читателя своего уважал и за граматикой следил, крехтя исправляя ошибки поспешности, и тоже скромно был уверен в качестве своего творчества ну просто потому, что так мне говорили люди. Я сам не знал, почему меня хвалят, но некоторые друзья, которые не поленились почитать мои рассказы, знакомые, и, что главное, не знакомые мне их знакомые высказывались в общем-то положительно. Я даже воспрел духом, эх, писака, ан ведь творю благопристойно, хоть и не люблю писать фанфики по вселенной НГЕ. Не брезгуя, это мне теперь просто понятно стало - что это пинание мертвого колосса, все так еще прекрасного в золоте, но как низменно будет смотрется моя попытка хоть как-то проникнуть за черту внутреннего мира этих образов, и все это при том, что я далеко не фанат НГЕ, и шедевром давно не считаю, а все равно держится эта мысль в голове. Ну что ж, пусть бы и не попробывать, подумал я, давай писать, тем более не фик, а просто легкий полет идеи, даже не моей. И тут я столкнулся с человеком, который буквально сравнял меня с землей, без броских слов, ни слова не сказав об этом фике, о качесвте его и даже о своем мнении, он лишь одной фразой убил всю мою работу. И я еще тогда приметил, что писал он много, долго, непонятно, с ошибками, и все его чуть ли не пинали, а он в ответ даже не реагировал, а продолжал парить по словам. Бессмыслицей это тогда казалось, но все же я решил ответить ему в его же ключе, я тоже написал хоть что-то, что я еще с трудом понимал в его словах, а это был тихий ужас, там за каждым словом целый пласт скрытого смысла, я на превом же шаге запутался в его лабиринте, и там было еще и еще, а он словно издевался, говоря "я ведь прямо пишу, без скрытого смысла". И правда ведь, но тогда не видно было, потому что смотрел я не туда, понимал не его слова, а искал в них свои, свою оценку, его мнение обо мне. И пусть ответил я казалось бы также, так он следующим ходом разрушил все мои идеи, легко так, взял, и сдунул то, что я выстраивал часами. И ведь не глупости он писал, умно и с ошибками, но не понимал я его тогда, и дальше спорил, а он снова бил, а я в ответ словами... Потом я исписался, лирик хлопнул дверью, и только тогда я начал понимать. Каждое сообщение казалось мне ловушкой, я уже слова слагать боялся, жалко на себя было смотреть. И много позже вдруг я понял, что так оно и было, но это не ловушки, а путеводные нити, я понял, что сам себя заганял в яму, а он лишь указывал - туда иди, там выход, а я только и спорил, все глубже погружаясь в трясину собственного гумуса, выделывался, стараясь думать, что хоть в чем-то не уступаю, только и мыслил, что одна его цель - это в своем просвещении указать мне на мои же ошибки. И только сейчас я вдруг понял - все эти метание истины, споры, удары по личному мнению - ничего этого не было, я сам все придумал, наступив на собственные грабли, это я возомнил, что кто-то казалось бы умнее меня оценивает меня ненаглядного, играючи показывая мне мою ничтожность, и ничтожность слов моих и идей. Это я сам придумал свою никчемность и возвеличил себя сам, и сам себя сверг, а лирик - он просто человек, не умнее и не глупее, без всякого восхищения, без упоминания, без цитирования, ему это ничего не нужно, он просто мысли излагал, под конец как-то сказав: "расслабтесь, все это на самом деле не важно". И какой же я был дурак, думая, что меня с землей равняют, хотя одна большая истина, подаренная мне - как же еще человека научить чему-то заставить, все ведь это из-за лени и нежелании учиться, а потому как грибы и вырастаю мысли о собственной значимости, когда лишь кто-то вдруг похвалит, и кажется, что вот оно - мое "я", меня заметили и приняли и даже кое-как возвысили, хотя показать бы мое творение человеку не при деле, так на смех пустит, и не мастер какой-то, а просто молокосос с соседнего подъезда. И бестолку тягаться в мастерстве, вот что я тогда понял, чем больше тянешь, тем ниже опускаешся, не о себе нужно говорить, покрывая себя алмазной пылью, а чувства передавать. Искать нужно, хотя бы попытаться понять, я ведь в эти ловушки попадал лишь потому, что носом буквы рыл, хотя не видел, как другие сдавались после первого же его ответа, и не о себе говорить надо и не смотреть сквозь строки, и в непонятливости, непринятии чужого посмотреть с секунду на себя, на свои мысли и подумать, а что я думаю, что чувствую и какие чувства сам передаю, почему меня видят таким. Стоит ли прятаться за своими словами, когда не они определяют ценность идеи, и не осмысленность сюжета с его красотами композиций, а просто что-то в ощущениях, что-то, что со злостью выводя буквы пытаешся ощутить сам, не это ли смысл всего писания - ощутить себя самого, почувствовать то, что так желаемо, и ненавистно, и мечтательно далеко, и хотя бы попытаться запечатлеть на миг в словах все это, так хрупко удержать невесомое и оставить, лишь только после наслаждаясь собственным творением. Теперь-то я вижу, что не в словах все это передается, и ошибки словно искры из горнива обжигают, неприятно и щипет даже, но с жару этого не видишь, лишь бы не остановиться, ведь все это не важно, когда в итоге кто-то лениво прочтет и сделает вывод, говорю же - не важно, а значение имеет лишь то, что удалось передать в творении, тот самый выстраданный огонек, это как награда, что кто-то еще испытал то же самое, высшая благодарность и единственная цель, тем она и ценна, что уникальна и быть такого не должно, но ведь случается - как удивительна природа души. И мой унылый друг Широй, я лишь госпожу Донцову поминаю, когда мне говорят, что писательство оно ради писательства, вот уж кому надо пинать ленивый народ, где чувства глубоки настолько, насколько скудна ее калита, но работа такая есть. А я не профессионал, и писать не люблю и не умею, слова мне тяжело даются, и сам до дрожи желаю передать тот мир внутри, что еще могу чувствовать, и он настолько же восхитителен, как и мимолетен, и скитаясь от души к душам, просто смешно видеть, как нелепо смотрятся попытки всучить идею, чувства, тот огонек внутри, клятвенно заверяя "тебе понравится", уже решив заранее, то, что должен чувствать по природе своей совсем другой человек. Уже давно я научился считать "я" в своих текстах - это ведь заметный показатель, и прежде чем оценить что-то, вбил себе в голову - не говори, что нравится, а что нет, не для того они пишутся, и нигде я не написал, что фик мне не понравился, как и обратное, и реттер я не читал, ибо онгоинг, и в самую последнюю очередь думал об авторе, и ненужное мне просто пропустил, скользя, а ценное выхватил и сохранил, и больше-то ничего не нужно-то в общем. А ценность определяй не по тому, сколько людей прочтут и сколько добро скажут, а по тому, сколько читателей порекомендуют другим почитать, сами, без поводка на шее. Все равно ведь не понять, что другие почувствуют, я еще как-то проклятого Ницше цитировал, большая ошибка, и даже великомыслители не могут понять, а что там вторится, за порогом чужой души, и как велика ценность попытки понять, хотя бы просто попытки - всегда безрезультатной, и хотя бы просто понять, что сколь бы не было творение гениально, всей гаммы чувств своих не передать, они лишь слоем накладываются, как яд на поверхности чаши, а мед - лишь тонкая полоска на дне. Уже несколько лет я согреваю в душе одну книгу, мой личный шедевр, и вряд ли я его напишу - слишком сложно, но мне радостно хотя бы от того, что я уже все это прочувствовал, от восхищения до горечи, и да, хорошо бы это почувствовал кто-то еще, но я же понимаю, что это невозможно, и было бы обидно за умершую еще при рождении идею, или вдруг даже за неоцененные старания, но ведь действительно, все это и не важно-то на самом деле.
А за Нортуса извиняюсь, право уже, какая "братва" с их накрутками, людям же действительно понравилось. А я тихо полюбуюсь деревянными фигурками Аски и Каору, такими неумелыми, и от того столь же бесценными. И носки - старался ведь человек, молодец, это вам не клавишами щелкть в креслице.