Перейти к содержанию

Ветреный Котён

ЕнЕтовцы
 Профиль  Обзор контента

  • Публикаций

    2266

  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Победитель дней

    19

 Тип контента 

Записи блога, опубликованные Ветреный Котён

  2. Ветреный Котён
    Главное, вечно пристанет какой-то хам и начинает ко мне лезть. Хотя я совершенно не хочу его видеть. Он совершенно не нужен мне. А он назло постоянно там, где я, хамит мне назло, тянет руки, пихается, хотя по закону это никому не позволено. Я может вообще не хочу, чтобы кто-то там клал мне руку на плечо и вообще трогал меня, если мне это неприятно. Я не хочу, чтоб ко мне лезли. Вообще такая распущенность - свидетельство моральной деградации человека. Такие типы встречаются конечно где угодно, но основная их масса всегда находилась среди низов общества и люмпенов. Эти люди вообще неприятны, потому что они совершенно не сдерживают свою речь, употребляют пошлые, непристойные выражения, которые неприятно слышать женщинам, женатым мужчинам, тем, у кого есть дети, и вообще всем. Находиться в обществе такого человека - это всё равно что принимать пищу рядом с помойной ямой.
    Вам было бы неприятно, если бы на улице к вам подошёл пьяный воняющий помойкой и мочой с гнилым ртом и кишащий вшами бомж, стал хватать вас за локоть и плечо и что-то требовать или обзывать вас. Или если к вам на шею стала вешаться пьяная беззубая полуголая с размазанным макияжем сорокапятилетняя с отвисшими сиськами полусгнившая от сифилиса проститутка. Так же и мне неприятно, когда со мной по-хамски обращаются.
    Я не могу чувствовать себя спокойно, когда по комнате, в которой я нахожусь, летает оса или шершень. Или если под моей кроватью ползает скорпион или змея. И мне очень неуютно, когда я сижу за столом и рисую и тут входит уборщица, плюхает на этот стол вонючую тряпку и начинает ею возить, ругаться матом и обзывать меня без всякого стеснения. Или если я обедаю и кто-то в мою тарелку плюнет. Или на диван, на котором я имею обыкновение отдыхать, нагадит кошка или собака.
    Так же я не могу мириться с присутствием вблизи меня тех, кто лезет ко мне, хамит и наезжает. Это меня напрягает и выводит из равновесия. И я имею полное право бороться с таким соседством и удалять всё подобное из моего окружения. Если в вашем доме завелись тараканы или какая-то плесень, вы ведь убираете их оттуда, а не уходите, оставив свой дом плесени и тараканам?
    К тем, кто ко мне лезет, у меня отношение, примерно как к мутировавшему дерьму, которое не хочет плавать в канализации, а лезет мне под нос, в тарелку, под подушку, на страницы книги, на полку с дорогими для меня вещами и повсюду. И такую мутацию мне хочется сжечь какимнть дезинтегратором так, чтоб от неё ни одного атома не осталось.
    Надо сказать, что мне неприятно, что такой тип, как геймовер, считает себя выше меня, а меня считает неизвестно за что, и возомнил, что может в мой аддрес любые вещи позволять. Это как если бы ко мне в дом вошли какие-то бродяги, уселись бы за мой стол, стали курить и тушить окурки о скатерть. И жрать продукты из моего холодильника, бросать объедки на пол, бить мою посуду и вообще безобразничать. У меня был приятель, который вечно приходил без приглашения, либо сидел допоздна играл на приставке и я его выпереть не мог, либо норовил у меня в комнате всё разломать и вымазать лаком для ногтей. И Крапивин писал о таком.
    Ещё в одном рассказе было про мальчика, к которому приятели для смеху привели в квартиру живого козла. Козёл поломал мебель и напрудил на ковёр. И навалил козьих шариков. Потом он пробрался в комнату, где прятался мальчик, и тому пришлось сидеть на подоконнике, свесив ноги на улицу, а козёл пытался его рогами достать. Как вам понятно, находиться в такой обстановке очень неприятно.
    Я был знаком с женщиной, которая держала стадо коз. Среди этих коз был козёл. Козёл был игривый. Когда я разговаривал с этой женщиной, то козёл подходил ко мне сзади и норовил вдарить рогами. То есть мне приходилось не столько разговаривать с этой женщиной, сколько уворачиваться от козла и хватать его за роги, чтобы он не дрался.
    Ещё у мня был котёнок, который всё время норовил напасть на меня и схватить когтями. Так что мне приходилось что ни день остригать ему когти, а то бы никакой жизни не было. Он даже во сне старался на меня напасть. От него не было никакого спасения. Приходилось на ночь запирать его в ванной или накрывать коробкой и ставить на неё сверху ещё коробку, наполненную книгами. Ещё я завязывал этого котёнка в наволочку и закрывал в шкаф.
    Когда я приходил к одной знакомой, нас здорово доставал её братишка. Он бросал нам на стол всё подряд, вплоть до выдранной из горшка герани, подбегал и начинал вырывать страницы из наших книг, или пинал нас под коленки, ещё он нарочно начинал орать так громко, что мы друг друга не слышали, причём когда просто орал, а когда пел песни, которые нам не нравились, или обзывал свою сестру проституткой, а меня ещё как-то. И знакомая наконец хватала его, давала ему штук двадцать пять шлепков по заднему месту и буквально за шкирку вышвыривала прочь, так что он проезжался носом до самой прихожей. И когда он плакал и кричал, какая его сестра сволочь, та в ответ запускала ещё в него шваброй или утюгом и орала, что сядет в тюрьму, а в удовольствии свернуть ему шею себе не откажет.
    Если дело происходило на улице, то несносный поганец норовил ляпнуть кому угодно из прохожих или мне на брюки полную лопату грязи, ещё мог залезть в сумку сидящей на скамейке тётеньки, достать деньги или паспорт и порвать на кусочки. Моя знакомая со временем раздобыла наручники и когда выходила с братцем во двор, то приковывала его к ограде детской площадки, причём наручниками зажимала ему ручонки так, что они синели, но ему приходилось терпеть.
    Теперь я расскажу, как я впервые попал в больницу. У меня было два приятеля, на которых вечно находил шалый стих и они начинали орать в мой адрес всякую непотребщину и вообще изводить меня. Как-то мы сидели и строили крепости из песка. Тут они начали разрушать мою крепость и я не мог толком ничего построить. А потом начали посыпать меня песком. Тогда я подобрал лежавший рядом кусок оконной рамы с гвоздями и стал бить одного из них по бошке. Тогда мама отправила меня в больницу. Но моё поведение было оправданно, потому что невозможно жить, когда в тебя всё время кидают песком.
    Раз в школе на уроке рисования мне пришёл в голову шибко оригинальный замысел. Но этот замысел не понравился моему соседу по парте. И он начал зачёркивать рисунок в моём альбоме чёрной краской. Я начинал заново, а он зачёркивал снова. Я потребовал от учительницы, чтобы она что-то сделала, но она сказала, что это не её дело. Тогда я повалил соседа вместе со стулом и стал вытыкать ему глаза кисточкой. Я хотел убить его или покалечить, чтобы он не мог мне помешать закончить рисунок, а то я получил бы двойку. Но мне не дала учительница. Я не смог управиться к концу урока и мне поставили двойку. Из-за того, что двойку мне поставили незаслуженно, я решил отомстить моему врагу и выбросить его из окна, но у меня это не вышло.
    Ещё в компании, с которой я общался, был один тип, у которого вечно разыгрывалось настроение и он начинал потихоньку подкрадываться и хватать меня за промежность. Я совершенно не мог продолжать разговор и вообще чувствовать себя спокойно в его присутствии.
    А в больнице раз у меня был сосед по палате, который после отбоя кидался носками и вообще вёл себя как шибко хулиганистая мартышка.
    Был фильм, как обезьяна осталась одна в квартире. И ещё мультик про детей, которые без спросу включили робота. Он засунул мальчика в холодильник, а девочку в стиральную машину.
    Или вот я встречал разных типов, которые чуть что норовили меня ударить по голове чем-то тяжёлым и я вообще не мог повернуться к ним спиной. И в Хорватии когда я зашёл в сувенирную лавочку, то там продавец, старый хрыч, начал лезть ко мне и развратничать. А в тюремной спецклинике в Загребе я вообще натерпелся, потому что это была одновременно урла и к тому же психи.
    Представьте, что у вас есть боров и он живёт в сарае. А вы живёте в доме, а борова туда не пускаете, потому что он гадит на пол, бьёт посуду и жрёт комнатные цветы. Но тут боров вылез из сарая, вошёл в дом, начал устраивать погром, спихивать вас с кресла, сбрасывать со стен картины и говорить вам, что это теперь его дом, а вы можете жить в сарае или убираться подобру-поздорову. Или вот в мультике про дядюшку Скруджа как-то в его дом вломился один тип, сказал, что у него судебное решение, и что теперь всё имущество Скруджа принадлежит ему. И он выбросил на улицу весь антиквариат дядюшки Скруджа, распилил на дрова его старинные кресла. Конечно такое нельзя терпеть.
    Был мультик, где Том получил наследство, но по условиям завещания не мог обижать мышей. Тогда Джерри, узнав об этом, начал нагличать и доставать его. Том не выдержал, взял кувалду и бросился убивать Джерри, говоря: "Мне плевать на миллионы, но я проучу этого наглеца"
    Раз у барона Мюнхгаузена всбесилась шуба. И тогда барон застрелил её, потому что ему опасно было находиться с ней в помещении и она рвала его вещи.
    В книжке "Понедельник начинается в субботу" фигурировало блюдо с лапами, которое нападало на Сашу Привалова. Тогда ему пришлось прибить это блюдо креслом.
    А у крокодила Гены был злой Чебурашка. Он нападал на Гену и кусался. Тогда Гена прибил Чебурашку за уши к стене гвоздями и зашил ему рот степлером. И проткнул его осиновым колом.
    Кстати когда в старину хоронили ведьм, то им запихивали в рот здоровенный булыжник.
    Если бы рядом со мной находился какой-то человек, который вёл бы себя как геймовер, то я думаю, что через 15 минут схватил бы кочергу и дубасил бы его до тех пор, пока кочерга у меня не согнулась бы в дугу. И пусть бы после этого со мной делали что хотели, но я не жалел бы!
  3. Ветреный Котён
    Вот у тебя, папа, есть мама. А у тебя, мама, есть папа. И вы по ночам в спальне что-то вместе делаете. А у Бетан её лопоухий хахаль и у Боссе какая-то чувиха. И они их водят к нам, мне велят убираться в мою комнату, а сами мусолятся в гостиной и думают, что они невесть какие крутые, как звёзды шведского кинематографа. Или хоккеисты из Тре Крунур. А у мня даже нет спаниеля, как у Кристера, вашу мать! При том что сам Кристер уже целовался с Гуниллой, змея подколодная! А у меня только Карлсон этот жирный и придурошный. Только и знает, что вареньем чавкать и люстры бить, а мне после его дружеских визитов в углу стоять и черепки выметать...
  5. Ветреный Котён
    У мня в детстве была мечта стать гангстером. Или морским пиратом. Но воздушным или сухопутным тоже можно. Счас у мня мечта выступать по телевизеру вместо Собчак или вообще ни хрена не делать и всё получать на халяву, коллекционировать редчайшие марки и курить сигары по косарю баксов за штуку. И покупать вино тока на аукционах. И Хамбер 1951 года выпуска, но сойдёт и Армстронг-Сиддли. И чтоб две девочки японочки массировали мне стопы, две разминали плечи, а одна расчёсывала волосы гребнем. Ах да - хочу обрести внешность самого разбисёнистого из всех бисёнэнов, каких только свет видывал.

    А вам чего бы очень хотелось?
  7. Ветреный Котён
    Вот помню, когда мне было 12 лет, пришёл с выходных в больницу, а рюкзак тяжёлый, я присел в холле дух перевести, а рюкзак держать на коленях неудобно. А тут мимо медсестра идёт, в зубах ковыряет. Остановилась, посмотрела на меня, осклабилась и говорит развязно так: "Чё это ты сюда с сумочкой припылил? Не положено у нас!" На меня нашло - я вскочил и давай её рюкзаком колошматить почём попало! Пока она на пол не села и голову руками не закрыла.

    Мне бы ещё вот такой рюкзачок, с металлическим каркасом - я бы ей показал!
    Мне очень нравятся сцены из фильмов, например в "В тридевятом царстве" драка с хунтой и как королева Изабелла наотмашь лупит герцогиню и первую фрейлину по роже, или как в "Военной сказке" тётушка Адель берёт валёк для белья и говорит: "А, это пришли за моими деревянными предметами! Ну, сейчас я вам покажу - сейчас вы у меня получите деревянный предмет!.." Или как в "33 квадратых метра на даче: Собака Звездуновых" папа Андрей кидается на соседа с топором: "Щас я те сниму мансардочку по самые лопатки!"
  8. Ветреный Котён
    Быть первым на финише - вот главное в гонках.

    Сэм Поси известен в мире автомобильного спорта как победитель многочисленных гонок на машинах самого различного класса, начиная от малолитражек и кончая моделями с рабочим объемом двигателя в пять литров и больше (Гран-при и Гран-туризмо). Он является одним из сильнейших претендентов на приз континентального чемпионата Американского клуба спортивных автомобилей.
    Я участвую в гонках, потому что мне доставляет удовольствие искусство вождения и победа.
    Искусство вождения. Мною овладевает неописуемое чувство радости, когда я со скоростью 320 км/час беру поворот на крутом спуске. Мир проносится перед глазами, как в тумане, машина, кажется, вот-вот оторвется от земли. Я способен развить такую скорость, о которой водитель обычного автомобиля и не мечтает, потому что гоночные машины удивительно послушны. Тут все — и сцепление, и мотор, и покрышки, и коробка скоростей — становится частицей меня самого. Я чувствую автомобиль всем своим существом, словно у нас одна общая нервная система.
    Представьте себе мое положение за рулем. Я откидываюсь на спинку сиденья, почти лежу. Ноги вытянуты вперед. По бокам, совсем рядом со мной, расположены бензобаки. Корпус мой туго перетянут плечевыми и набедренными ремнями.
    Ноги мои почти неподвижны. Свободны лишь руки, которые мне нужны для управления машиной и переключения скоростей. Я крепко сжимаю обтянутое кожей рулевое колесо руками в перчатках, и от этого мне становится приятно. Коротенький рычаг переключения скоростей расположен справа. Приборный щиток у меня перед глазами.
    Допустим, мне хочется прогнать машину несколько кругов.
    Я нажимаю кнопку стартера, и мотор моментально оживает, заглатывая огромное количество воздуха своими восемью раструбами. Переключаю рычаг, отпускаю сцепление и по дорожке выезжаю на трассу автодрома.
    Стрелка тахометра то поднимается, то падает — это я переключаю скорости. Машина идет все быстрее и быстрее. За спиной у меня неистощимый источник силы — мотор. Я приближаюсь к первому повороту.
    Трасса идет вниз и затем сворачивает направо. В обычном автомобиле маленькая неровность дорожного покрытия почти не ощущается. Зато в гоночной машине при малейшей шероховатости вам кажется, что земля проваливается под вами. То же самое люди испытывают в самолете, когда тот попадает в воздушную яму. Рулевое колесо в моих руках становится каким-то легким. Затем дорога ударяет в автомобиль исподнизу, и кажется, что баранка вот-вот выскочит из рук.
    Но я удерживаю ее и веду машину по намеченной траектории.
    В этот момент соприкосновение с землей уменьшается до критического предела, автомобиль почти выходит из повиновения. Но конструкторы знали, что делали, когда создавали гоночную машину, и я, целый и невредимый, со скоростью свыше 55 м/сек мчусь по прямой.
    Совершая каждый круг, я полагаюсь на свое мастерство и надежность машины. На каждом круге я должен выполнять нечто такое, что противоречит моему инстинкту самозащиты.
    Если бы вам пришлось сидеть со мной в качестве пассажира, то вы бы, по всей вероятности, отчаянно струсили. Скорость действует вообще устрашающе. Как-то я взял с собой фотографа. Совершив со мной круг по кольцу автодрома, он был ни жив ни мертв, его вырвало тут же в машине. Весь секрет заключается во власти над скоростью.
    Что особенно важно для гонщика — это способность побороть страх. Случайно расшибиться или даже погибнуть может человек любой профессии, гонщика же опасность подстерегает на каждом шагу, она становится неотъемлемой частью его жизни. С 1950 года погибла по крайней мере треть лучших участников состязаний на «Гран-при».
    Моя великолепная гоночная машина — это орудие самого опасного в мире спорта. В ее обтекаемых формах скрыто достаточно бензина, чтобы сжечь меня — и ее — дотла, причем в несколько секунд.
    Откажи тормоза или соскочи колесо, и я превращусь в пленника, заключенного во взбесившуюся ракету, или кувырком взлечу вверх и упаду на верхушки деревьев.
    Я не сказал бы, что мысль об опасности меня не тревожит, хотя мне и кажется, что своим умением управлять машиной я, по возможности, обезопасил мою нелегкую профессию. Однако, оказавшись за рулем, я очень редко об этом тревожусь. В предвкушении борьбы, когда я думаю лишь о том, как обогнать своих противников, страх проходит.
    Умение побеждать в себе страх — хотя бы на короткое время — неизменно вызывает во мне чувство радости и гордости.
    Удовольствие, которое я испытываю от власти над машиной, над чувством страха, — вот что, собственно, и сделало из меня гонщика. Самое главное для меня — выиграть гонку. Победа! Со стороны это выглядит так: тебе отмахивают на финише флажком, надевают на шею лавровый венок, после этого следует поцелуй королевы красоты и денежный приз.
    Но для меня главное не в этом. По натуре я агрессивен, эгоистичен, мною владеет непреодолимое стремление к успеху. Победа для меня – это сбывшаяся мечта, самоцель, восторг, когда все кажется достижимым.
    Если на одну чашу весов положить все опасности и нелегкий труд гонщика, а на другую – удовлетворение и бурную радость победителя, то последнее перетянет, ибо гонки для меня – это альфа и омега, это главная цель моей жизни.
  10. Ветреный Котён
    Я поднял пыль. Дети бежали за мной и рвали на себе одежду. Старики и
    старухи падали с крыш. Я свистел, я громыхал, я лязгал зубами и стучал
    железной палкой. Рваные дети мчались за мной и, не поспевая, ломали в
    страшной спешке свои тонкие ноги. Старики и старухи скакали вокруг меня. Я
    несся вперед! Грязные, рахитичные дети, похожие на грибы-поганки, путались
    под моими ногами. Мне было трудно бежать. Я поминутно спотыкался и раз даже
    чуть не упал в мягкую кашу из барахтающихся на земле стариков и старух. Я
    прыгнул, оборвал нескольким поганкам головы и наступил на живот худой
    старухи, которая при этом хрустнула и тихо произнесла: “Замучили!” Я, не
    оглядываясь, побежал дальше. Теперь под моими ногами была чистая и ровная
    мостовая. Редкие фонари освещали мне путь. Я подбежал к бане. Приветливый
    банный огонек уже мелькал передо мной, и банный, уютный, но душный, пар уже
    лез мне в ноздри, уши и рот. Я, не раздеваясь, пробежал сквозь предбанник,
    потом мимо кранов, шаек и нар, прямо к полке. Горячее белое облако окружило
    меня. Я слышу слабый, но настойчивый звон. Я, кажется, лежу.
    …И вот тут-то могучий отдых остановил мое сердце.
  11. Ветреный Котён
    Ольга Форш подошла к Алексею Толстому и что-то сделала.
    Алексей Толстой тоже что-то сделал.
    Тут Константин Федин и Валентин Стенич выскочили на двор и принялись
    разыскивать подходящий камень. Камня они не нашли, но нашли лопату. Этой
    лопатой Константин Федин съездил Ольге Форш по морде.
    Тогда Алексей Толстой разделся голым и, выйдя на Фонтанку, стал ржать
    по-лошадиному. Все говорили: “Вот ржет крупный современный писатель.” И
    никто Алексея Толстого не тронул.
  12. Ветреный Котён
    Когда я вижу человека, мне хочется ударить его по морде. Так приятно
    бить по морде человека!
    Я сижу у себя в комнате и ничего не делаю.
    Вот кто-то пришел ко мне в гости, он стучится в мою дверь.
    Я говорю: "Войдите!" Он входит и говорит: "Здравствуйте! Как хорошо,
    что я застал вас дома!" А я его стук по морде, а потом ещё сапогом в
    промежность. Мой гость падает навзничь от страшной боли. А я ему каблуком по
    глазам! Дескать, нечего шляться, когда не звали!
    А то ещё так. Я предлагаю гостю выпить чашку чая. Гость соглашается,
    садится к столу, пьет чай и что-то рассказывает. Я делаю вид, что слушаю его
    с большим интересом, киваю головой, ахаю, делаю удивленные глаза и смеюсь.
    Гость, польщенный моим вниманием, расходится все больше и больше.
    Я спокойно наливаю полную чашку кипятка и плещу кипятком гостю в морду.
    Гость вскакивает и хватается за лицо. А я ему говорю: "Больше нет в душе
    моей добродетели. Убирайтесь вон!" И я выталкиваю гостя.
  13. Ветреный Котён
    Этих рассказов Джанни Родари нет нигде в сети. А меня они с детства берут за душу, и я нашёл время распечатать их вручную, чтоб показать друзьям.
    Песенка ограды.
    Один мальчик всегда ходил из школы домой той же дорогой. Он был ещё маленький и другой дороги не знал. А искать новую было страшно.
    Но вот пришёл день, когда он взял и свернул на другую дорогу. Она привела его к большому парку, огороженному высокой чугунной оградой.
    - Вот здорово! – воскликнул мальчик и сделал то, что на его месте сделали бы почти все мальчишки – девяносто девять из ста. Он достал из портфеля линейку и повёл ею по чугунным прутьям, пока линейка не наткнулась на каменный столб. Тогда он повернул назад и опять побежал вдоль ограды, ударяя линейкой по прутьям. Ограда издавала весёлые звуки: динь-донн-донн – от самых верхних, тоненьких и пронзительных, до самых низких – глубоких и тонких. Бежит мальчик в одну сторону – звуки летят вверх, бежит обратно – звуки падают до самых густых басов.
    Нет, никогда ещё не было такой интересной игры. Вот он и бегал туда-сюда вдоль ограды. Устанет, остановится, передохнёт. И снова бежит, а потом стал ходить: сделает коротенький шаг и бьёт по пруту, сделает шаг и бьёт. Если пропустит какой-нибудь, то вернётся – звук тогда получается замечательный. Наверное, это была уже не просто забава. Он играл на прутьях ограды, как играют на ксилофоне или рояле, отыскивая нужную клавишу, чтобы получилась мелодия.
    - Вот здорово! – ещё раз воскликнул мальчик. Он слышал теперь, что прутья играют какую-то необыкновенную песню. – Назову её «Песня ограды», - решил мальчик.
    Но тут на колокольне забили часы, мальчик сосчитал удары – час был уже поздний, дома его, наверное, заждались.
    - Завтра опять приду сюда снова, - сказал он и ласково прикоснулся линейкой к прутьям.
    На другой день он опять свернул на эту дорогу, и на третий день, и на четвёртый. Теперь он всегда ходил новой дорогой и всегда играл линейкой на прутьях ограды. Он сочинял всё новые песни, ударяя о прутья в разной последовательности. Он выдумывал песни о деревьях, что росли в парке: о ели – одну песню, о ливанском кедре и сосне – другую, о стройном кипарисе, который точно длинным тонким пальцем грозит тучам, - третью. Он придумал песню об аллее, что вела через парк к красивому дому, о тропках, петляющих между деревьями, о кустах, о цветущих клумбах – обо всём, что он видел в этом чудесном парке. Мальчик никому не рассказывал о поющей ограде – ни родителям, ни учительнице, ни другим мальчишкам. Эта ограда была его тайной. Ведь каждый имеет право на свою тайну.
    Как-то раз он сочинял новую песню на прутьях ограды. Вдруг из красивого дома в конце аллеи донёсся сердитый окрик:
    - Сейчас же прекрати! Ты уже целый час действуешь мне на нервы своим дурацким стуком.
    Мальчик посмотрел на дом, верхние окна были открыты; и тут он вспомнил – раньше окна в доме никогда не открывались. Может, хозяева были в отъезде, а теперь вернулись. На балконе стоял старик в халате, в одной руке он держал книгу, в другой очки.
    - Хватит греметь! – кричал он, потрясая очками. – Я из-за тебя не могу читать! Убирайся домой, и чтобы я тебя больше не видел! А то полицейского позову!

    Мальчик испугался и не смог объяснить старику, что он не шумит, а сочиняет песни на этой удивительной ограде. Он сунул линейку в портфель и побежал домой.
    - Чтобы духу твоего здесь не было, понял? – крикнул ему вдогонку разъярённый старик.
    Назавтра мальчик опять пошёл домой мимо парка, только по другой стороне улицы. Он шёл и печально поглядывал на любимую ограду.
    Он каждый день теперь возвращался из школы по другой стороне улицы, не смея приблизиться к ограде: то окна в доме открыты, то сам старик гуляет по парку, то вдоль ограды бегает большая собака. Посмотрит мальчик на свою ограду, вздохнёт и побредёт домой. Сколько раз он мысленно говорил этому гадкому старикашке: «Целыми днями читаете толстые книги в чёрных переплётах, почему же музыку-то не любите? У вас такая ограда, поиграйте на ней, сочиняйте песни! Ну почему вы такой злой? За что ненавидите мальчишек?»
    Как раз в это время его мама познакомилась с дамой, умеющей играть на рояле. Пошли они к ней в гости, и мальчик увидел этот замечательный инструмент. Ему даже позволили нажать его удивительные клавиши. Он нажимал одну клавишу, другую, то басы, то высокие ноты, стараясь слить звуки в мелодию. Сердце его при этом стучало, как будто бил барабан.
    - Кажется, у мальчика есть способности к музыке, - заметила дама. – Пришлите его как-нибудь ко мне. Я с ним позанимаюсь немного, для пробы.
    Но дама сказала это просто так, из пустой любезности. Назавтра она уезжала в Париж. И мальчик никогда больше не видел ни её, ни её рояля. А потом столько всего случилось. Грянула вторая мировая война. Отец ушёл воевать. Было не до музыки. К сожалению, тяжёлая пора растянулась на годы.
    Мальчик вырос. Стал ходить в среднюю школу. И совсем забыл о поющей ограде. Только один раз вспомнил о ней случайно – шёл по той улице и увидел, что ограды-то больше нет. Её снесли и перелили на пушки. Даже колокола с колоколен и те поснимали.
    Прошли годы, мальчик, теперь уже молодой человек, работал в банке. На работу не обижался – всякая работа хороша, если даёт кусок хлеба. Но иногда он с грустью говорил себе: «Кто знает, сложись жизнь по-другому, может, я стал бы неплохим музыкантом».
    Только это случалось редко: кто должен изо дня в день зарабатывать на жизнь, тому некогда тревожить далёкое прошлое.
    Он уже давно распрощался со своим родным городом. Но как-то раз ему довелось поехать туда по делам службы. В свободные часы он бродил как зачарованный по старинным улочкам, воображая себя маленьким мальчиком. Вот он идёт из школы домой, сворачивает в незнакомый переулок – его поманило новое, позвала жизнь. Что это? Да он опять на той самой улице, у того самого дома, окружённого большим парком. Вот и чугунная ограда, видно, её заново поставили здесь после войны. Ограда другая, но это неважно. Прошлое ожило!
    Из-за угла, размахивая портфелем, вдруг показался мальчик. Остановился у ограды, взглянул на дом: окна закрыты, значит, хозяева в отъезде.
    «Сейчас достанет из портфеля линейку», - подумалось ему.
    Мальчик и впрямь расстегнул портфель, вынул стальную линейку и повёл ею по прутьям ограды, подчиняясь какому-то своему ритму. Динь-донн-донн… отозвалась ограда.
    «Странно, - удивился клерк, - все звуки одинаковы. Впрочем, так и должно быть. Прутья-то все одной толщины и длины – они просто не могут издавать разные звуки».
    А мальчик всё бил и бил линейкой по прутьям, подчиняясь одному ему ведомой мелодии.
    - Здравствуй, - сказал клерк, когда мальчик поравнялся с ним.
    Мальчик вздрогнул, точно его застали за баловством.
    - Не бойся, - сказал ему клерк, - окна закрыты, старика, видно, нет дома.
    - Какого старика? – не понял мальчик.
    - Того, что ругается, когда ты шумишь.
    - Там не старик живёт, - покачал головой мальчик, - а старушка. Она мне ничего не говорит, потому что глухая. А ругается её прислуга.
    «Ну конечно, - подумал клерк, - что это я. Старик, верно, давно умер. А в доме живут новые хозяева».
    - Служанка говорит, я хулиган, - продолжал мальчик. – Устраиваю безобразный шум. Глупая она, не понимает. Это не шум, это я играю. Послушайте.
    - С удовольствием.
    - Вот «Песня умирающего каштана». Видите – каштан? Он больной. Все каштаны в Европе больные. Мы это в школе проходили.
    - Интересно. Ну что же, играй.
    Мальчик принялся бить линейкой по прутьям. У него было серьёзное, истовое лицо. Ударит по одному пруту, по другому, какие-то прутья пропустит, делая паузу.
    А клерку всё слышалась одна и та же глуховатая нота: динь-донн-донн.
    - Слышите? – повернулся к нему мальчик. – Слышите? Каштан болеет, но он не грустит – ведь птицы ещё вьют гнёзда в его кроне. Правда, красиво?
    А у него в ушах только монотонное «донн-донн-донн».
    - Песня не должна обрываться на низкой ноте, - объяснял мальчик. – Так только колокола звонят по мёртвым. Надо кончать тихой высокой нотой. Слышите?
    А для него опять глухо прозвучало: дон-н.
    Он понял, почему так гневался тот старик. Уху взрослого недоступна мелодия, которую слышит мальчик, играющий на прутьях ограды.
    - Нравится? – спросил мальчик.
    - Очень, - покривил душой клерк, чтобы не огорчать мальчика.
    Часы на колокольне пробили пять ударов.
    - Мне пора домой полдничать, - заторопился мальчик.
    - До свидания, - сказал клерк.
    И долго ещё стоял и смотрел на каштан. Клонящееся к закату солнце играло в его листве…

    На пляже.
    Я торгую разными флажками и флагами. В начале этого лета поехал я на побережье Адриатики; там на каждом шагу гостиницы, большие, поменьше и совсем крошечные – яблоку негде упасть. Им всем подавай целые ворохи флагов всех народов и стран. Они приколачивают их на конёк крыши. Полно там и всяких пивнушек, баров, кафе-мороженых и просто кафе; им тоже вынь да положь флажки всех континентов, они ставят их на столики: пусть господа из Каракаса или Танзании, Гамбурга или Сингапура чувствуют себя как дома. Пусть отдыхают, купаются, танцуют и набираются сил, осенённые, так сказать, стягом отчизны.
    Прошлый сезон я объездил почти всю Эмилью-Романью, полностью обеспечив её флагами большими и маленькими. А нынешним летом отправился в Феррару на побережье Комаккьо. Этот курорт существует недавно, и насыщенность его моим товаром ещё не достигла оптимального уровня. Люди туда ездят простые и очень приятные. Зайдя в бар «Моло» или кафе «Спорт», они не кидаются к выходу, если на столиках рядом с аперитивом нет национальных флажков; не боятся, что невежественный официант спутает норвежца с исландцем, а бельгийца с триестинцем.
    Поселился я в маленьком уютном пансионате (называется он «Веккья Римини») на улице Лидо дельи Эстенси, почти на самом берегу канала. По ту сторону канала шумит порт Гарибальди и высится памятник в честь его высадки на этот берег в 1849 году. В тот же вечер я изучил об этом месте всё, что можно: мой пансионат со всем его хозяйством; время приливов и отливов; отчего канал то делался полноводной рекой, то мелел, как пересыхающий ручей; маршруты рыбачьих лодок и бродячих собак. Узнал, почём пресные лепёшки с копчёной колбасой и без колбасы, и, разумеется, расписание парома, который курсировал от одного берега к другому с семи утра и до одиннадцати вечера (проезд взрослого пассажира – 100 лир, с велосипедом – 150, ребёнка – 50 лир). Паром этот был всего-навсего старой моторной лодкой. Она кашляла и чихала, но всё-таки ещё была в состоянии преодолеть десяток метров водного пространства. Последним рейсом на её борту ехал в порт Гарибальди какой-то араб – я перед сном ещё раз заглянул на пристань. На левом плече у араба – тюк с пледами, такими пледами торгуют на пляже в порту арабы, точнее говоря, марроканцы, тунисцы и бог знает кто ещё. Иной раз забредёт такой араб – по ошибке или умышленно – в шикарный вестибюль Гранд-Отеля; оттуда его, разумеется, гонят взашей – там только нищих бродячих торговцев не хватало.
    Назавтра, чтобы спастись от зноя, отправился я со своими флажками на пляж «Медуза». Заплатил за кабинку, взял зонт, разделся, натянул плавки и лёг на песок – голова в тени, ноги – на солнце, я так больше всего люблю загорать. Заметьте, я вообще люблю совмещать приятное с полезным, в разумных пределах, конечно. Лежу я и раздумываю, каким лучше способом продавать здесь флажки. Но думать мне мешает всё усиливающееся раздражение. Подтачивает удовольствие от моря и солнца, как червяк точит розу.
    Транзистор – чёрт бы его побрал! Вот что не даёт мне спокойно думать и загорать. И здесь это дьявольское изобретение! Никуда от него не спрячешься! На пляже и в автобусе, в поезде и в самолёте, в Северной Италии и в Южной, в Европе и других частях света – всюду орёт, вопит визжит этот мерзкий, проклятый, треклятый транзисторный приёмник! Хотя, может, мне сейчас мешает магнитофон? Ещё одна адская выдумка на погибель человечеству.
    Первым моим побуждением было строго нахмуриться, посмотреть в сторону изрыгающей ор коробки и отпустить в адрес её хозяев несколько нелестных замечаний. Но я вовремя спохватился, упаси бог, завяжется драка, вроде той на окраине Фано, где я сцепился с целой оравой юнцов, вооружённых транзисторами. Ну так вот, поворачиваю я как бы ненароком голову и вижу: под соседним зонтом очаровательная красотка в бикини, а рядом тщедушный блондин с самой ничтожной физиономией, которую морщат отвратительные ужимки.
    У него-то на руке и висит транзистор, из которого вылетает душераздирающий рок. И в такт ему, вернее не в такт, красавчик дрыгает ногами и подёргивает тощим плечиком.
    «Выруби эту гадость, идиот!» - мелькнуло у меня в голове. И транзистор вдруг повторил: «Выруби эту гадость, идиот!», «Выруби эту гадость…» Я не сразу узнал свой собственный голос, искажённый динамиком. А транзистор всё твердил и твердил эту не очень-то вежливую фразу, пока незадачливый кавалер не догадался выключить сошедший с ума ящик.
    - Кто-то, видно, надо мной подшутил, - попытался он объяснить девушке это уму непостижимое происшествие.
    Объяснение, конечно, дурацкое, не имеющее ни грана правдоподобия. Я же понял одно: фраза, промелькнувшая у меня в голове, была принята и передана транзистором при помощи какой-то разновидности телепатии, существующей, очевидно, между сознанием человека и электронной машиной.
    - Сейчас поставлю другую кассету, - объявил мой приятель.
    Поставил, и магнитофон издал такие жалкие аккорды, что старик Лист, наверное, перевернулся в гробу. Меня взяло любопытство – а что будет дальше? Я стал придумывать фразы одну хлеще другой: «Ты, рожа, - например, - под сорок третьим зонтиком. Воткнул бы лучше наушник в своё мерзопакостное ухо!» И через три секунды транзистор, не переврав ни слога, отчётливо проговорил: «Ты, рожа, под сорок третьим зонтиком, воткнул бы лучше наушник в своё мерзопакостное ухо!» Девица на этот раз даже подскочила.
    - Ты, наверно, здорово ему насолил, раз он номер твоего зонтика разузнал.
    - Да я его и сам узнал десять минут назад, - чуть не плакал вздыхатель. – Я ведь только что взял этот зонтик.
    Совсем сбитый с толку, он принялся выключать и включать приёмник. Включит – из динамика неумолимый электронный голос чеканит: «Не забывай, кретин, молчание – золото!» или «Тебе, дегенерат, место не на пляже, а на подмостках веронского театра!». Эта последняя фраза натолкнула обалдевшего парня на мысль. Он крикнул пляжного служителя и стал обвинять его в причинении ущерба его транзистору. Служитель, подобострастно кланяясь, стал оправдываться. Было похоже, что мой подопытный кролик – завсегдатай этого пляжа и выгодный клиент. И служитель, чтобы его не заподозрили в попустительстве, выгнал с пляжа ни в чём не повинного араба, который расхаживал между зонтиками, предлагая загорающей публике свой немудрёный товар.
    - Выметайся отсюда, турок поганый! – заорал служитель. - И добро ворованное забирай.

    Араб что-то забормотал по-своему. Служитель оказался человеком бывалым, немало поездившим на своём веку. Он понял оскорбление и вернул с лихвой. Араб опешил и убрался восвояси.
    Так я обнаружил свою поразительную способность обнародовать свои мысли при помощи транзисторных приёмников. Конечно, первое, что пришло мне в голову, - происшествие на пляже чистая случайность, вряд ли подобное повторится. Пошёл на другие пляжи и удостоверился, что обладаю действительно неким сверхъестественным даром.
    Иду и забавляюсь. Как увижу транзистор на ребре зонтика, шезлонга или на руке у ничего не подозревающей девицы, тотчас и подумаю что-нибудь вроде: «Сидела бы дома, чем народ честной мучить», «Ведьма, заткни глотку своей верещалке!», или: «Чтоб тебе утонуть со своим транзистором!»
    После третьей моей прогулки на пляжах воцарилась блаженная тишина. Транзисторы как воды в рот набрали. Слух об этом чуде разнёсся по меньшей мере от устья Рено до устья По, то есть на всём двадцатикилометровом протяжении песчаных пляжей Комаккьо.
    После обеда на пляж «Медуза» пришли позагорать курортники, пропустившие по разным причинам утренние часы. Ничего не подозревая, они включили свои дьявольские коробки и… я всем им заткнул рот описанным выше способом.
    Мою команду принимали любые приёмники – немецкие, американские, японские. И транслировали по моему велению то вежливую просьбу переключиться на другую волну, то кровавую угрозу, то есть весь мой запас празднословия и сквернословия, причём не только на итальянском, но и на других языках, чтобы иностранцы понимали без переводчика.
    В тот день, как можно легко догадаться, о деле я позабыл и товара у меня не убавилось. Я стал ломать голову – какую пользу можно извлечь из этой моей уникальной способности. Конечно, тишина и сама по себе – величайшее благо. Я ходил по пляжам и слышал только шум прибоя, шипение волн и весёлый крик детворы, играющей в песочек. Моими стараниями транзисторы исчезли; больше не понадобятся запретные таблички, и пляжные служители не будут портить нервы, призывая к порядку нарушителей тишины. Конечно, я испытывал от этого глубокое моральное удовлетворение. Но если говорить начистоту, одним удовлетворением сыт не будешь, без презренного металла не проживёшь.
    И тут же на пляже под лучами щедрого солнца у меня созрел замечательный план, как без большого труда удвоить доходы. Буду ходить по городам и весям, торгуя своим разноцветным товаром на радость соотечественникам и зарубежным гостям, а заодно взымать дань с хозяев гостиниц, пляжных смотрителей, с муниципалитетов и других частных и государственных учреждений за молчание радиоприёмников, которое я им гарантирую. Объеду по очереди все города и за умеренную плату обезврежу все до единого приёмники. Я буду бороться с нарушителями тишины их же оружием: они лупят меня по барабанным перепонкам, но их перепонкам тоже достанется. На город средней величины с населением в сто тысяч жителей мне потребуется только один день. На город покрупнее – думаю, дня два-три, в общем сколько получится. Работа нетяжёлая. Стоит только подумать: «Подавись, идиот, своим приёмником!» - и дело в шляпе. Придётся, конечно, много ходить, что верно, то верно. Но мне и врач рекомендовал ходить ежедневно по два часа – никакого склероза не будет. Так что, видите, и польза и удовольствие, причём польза двойная: я ведь буду продавать флаги и уничтожать шум.
    Моим клиентам придётся, конечно, молчать. Чтобы комар носу не подточил. Иначе всё рухнет. Боже упаси, если у кого закрадётся подозрение, что скромный молодой человек с чемоданчиком, полным флажков, - виновник неслыханного явления – лета без транзисторов. Тогда мне несдобровать – самое меньшее, упадёт на голову приёмник поувесистее. Сила моя в безвестности.
    Этот грандиозный план был в подробностях разработан на Лидо дельи Эстенси, где, к слову сказать, никогда не повесят мемориальной доски, чтобы увековечить это величайшее завоевание ХХ века. Оно и лучше, зачем портить девственную красоту человеческими игрушками. Этот берег и так прекрасен. Особенно под вечер, когда садится солнце. Чтобы увидеть закат, станьте спиной к морю, и вам откроется незабываемое зрелище – долина, а над ней в необъятном небе высятся одна за другой гряды лиловеющих облаков.
    В тот вечер на пляже почти никого не осталось: две молодые мамы с прелестными малышами и немецкое семейство, в котором всем заправляла энергичная «муттер». «Pass auf! Pass auf!» - то и дело покрикивала она. Опять откуда-то появился араб со своими неизменными пледами. Женщины одобрительно их разглядывали, щупали, переворачивали, не выказывая ни малейшего желания купить.
    Вскоре араб присел и у моего шезлонга.
    - Твоя купит плед? – спросил он, широко улыбаясь и нажимая на «и». – Такой плед! Тридцать тысяч? Двадцать?
    Отказ не обидел его. Он спокойно свернул отвергнутый плед и раскинул новый, на этот раз с одноцветным узором.
    - Твоя хочет такой?
    Это был не плед, а коврик, который называют у нас «молитвенным».
    - Ковёр Илидина! – опять широко улыбнулся араб.
    Он два или три раза повторил «ковёр Илидина», пока до меня не дошло, что это значит. Я улыбнулся ковру Аладина и невежливо уткнулся в раскрытую книгу, показав арабу, что торг окончен. Он учтиво попрощался со мной и пошёл к зонтику, под которым расположилось немецкое семейство. Энергичная фрау тщательно разглядывала товар, щупала, спрашивала цену, торговалась.
    - Какой хочешь цена?
    - Тридцать тысяч.
    - А за это какой?
    - Двадцать тысяч.
    Перед ней он тоже расстелил маленький зеленовато-коричневый коврик.
    - Твоя купит ковёр Илидина?
    - Какой цена?
    - Скажи, что купишь. Хороший ковёр. Волшебный. Будешь на нём летать.
    Немка не поняла. В разговор вступил муж – он лучше понимал итальянский и, раскинув руки, начал показывать, что означает «летать».
    Самый младший мальчишка тут же полетел вокруг коврика, загребая ножками песок.
    - Pass auf! Pass auf! – закричала мать.
    Мальчуган, конечно, спланировал на ковёр. Но араб аккуратно снял его.
    - Сначала купи, потом летай, - улыбнулся он, обнажив два ряда белоснежных зубов.
    - Was sagt er? Was sagt er? – спрашивала немка мужа.
    Тот послушно перевёл.
    Мальчуган с восторгом поглядывал на коврик и уже примеривался, в какую минуту поднять вой. Но фрау не мешкая стала собирать вещи. Все бросились поспешно заталкивать в сумки купальники, майки, кофточки, термосы, совочки, ведёрки, надувные круги, игрушки, остатки бутербродов, ведёрко для мусора – всё, что нужно немецкой семье для целого дня на пляже. Араб, однако, не спешил уходить. Малыш глаз не сводил с коврика. Уже идя к машине, он то дело оборачивался, но отец неумолимо тащил его за руку.
    Мы остались с арабом вдвоём. У ног плескалось подёрнутое печальной дымкой море.
    Араб встал, поправил на плече тюк с пледами, стряхнул с коврика песок, с какой-то непонятной нежностью снова расстелил его, сел на коврик, по-турецки скрестил ноги и… взлетел. Я поспешил задрать голову, чтобы следить за его полётом. Улыбающийся араб на маленьком коврике летел над пляжем, над крышей пансионата, над портом Гарибальди, над каналом, по которому курсировал вечно простуженный паром. Он летел к солнцу, оно походило теперь на большой, холодный апельсин, висевший в густеющей пустоте. Конечно, он улетал из Комаккьо.

  14. Ветреный Котён
    У меня за всю жизнь не было такого лета. Будто вернулось детство и мама с папой на весь день повели меня в Парк Культуры - сначала покататься на всём подряд по три раза, потом съесть корзину пирожных и выпить бидон газировки. А по пути домой ещё в Детском Мире затариться на три зарплаты.
    Одних книжек из детства - за год не перечесть. И я держу их в руках! Они прямо как новенькие! А мои девочки уже съели банку мороженого, сидят в нижних сорочках и блумерсах на нашей обширной кровати под балдахином и играют в "пьяницу". А Люка изображает, будто он злой и страшный серый волк и нападает на нас. У него получается внушительно, но не слишком страшно, а чтоб повизжать вволю - вполне достаточно.
  16. Ветреный Котён
    Ты, верно, знаешь, что в Китае все жители китайцы и сам император китаец.
    /Андерсен "Соловей"/
    А вот и дал промашку великий сказочник! Китайский император был не китаец, а так, не пойми кто - чучмек инопланетный.
    Жёлтый император повсюду путешествовал, а людей послал в горы Шоу-шань добывать медь, таскать её к подножию горы Цзиншань и отлить треножник в память о победе над Чи-ю, а вовсе не для того, чтобы варить в нём эликсир бессмертия, как предполагают некоторые. Ведь Жёлтый император был верховным владыкой и ему не к чему было, подражая даосам позднейших времён, искать лекарство бессмертия и добиваться вечной жизни. После битвы при Чжолу и казни Чи-ю Жёлтый император некоторое время еще оставался в мире людей и только потом вернулся на небо. Вот поэтому-то некоторые и считают, что Хуан-ди сперва постигал великий путь дао, а потом уже стал бессмертным.
    А ещё рассказывают, что Жёлтый император долго отливал драгоценный треножник под горой Цзиншань. Получился он огромным, высотой один чжан три чи, а вместимостью больше даже, чем глиняный чан на десять даней зерна. На треножнике был вырезан дракон, парящий в облаках, по-видимому, Ин-лун, добрые и злые духи всех четырёх сторон да различные удивительные птицы и необыкновенные звери. Жёлтый император установил драгоценный треножник у подножия горы Цзиншань и устроил по этому случаю большой пир. В назначенный час собрались все небесные божества и люди восьми сторон света, народу было видимо-невидимо, шум, гомон.
    В самом разгаре пира вдруг появился волшебный дракон, покрытый блестящим золотым панцирем, высунулся до половины из облаков и спустил свой ус прямо на драгоценный треножник. Хуан-ди понял, что это посланец из небесного дворца зовёт его вернуться на небо, и вместе с сошедшими в мир людей богами, которых было более семидесяти, тотчас исчез в облаках, уселся верхом на спину дракона и стал подниматься в небесную высь. Правители маленьких государств и простой народ, видя, что Жёлтый император оседлал дракона и поднялся ввысь, хотели последовать за ним, да не смогли вскочить на спину дракона, а только, толкаясь и давя друг друга, уцепились за драконовы усы. Усы не выдержали, оборвались и упали на землю. И даже драгоценный лук Жёлтого императора, который висел на усах дракона, и тот люди стащили вниз. Князья и простые люди, попадавшие на землю, горько плакали, обняв драгоценный лук и обхватив руками драконов ус. Впоследствии этот лук стали называть ухао - «тёмный плач», а местность, где всё произошло,- Динху, что значит «драконов ус на треножнике». (В некоторых книгах вместо ху - «усы» пишется знак ху «озеро», но это не поддаётся никакому толкованию. Что же до усов дракона, то говорят, что из них выросла трава, которую теперь называют лунсюйцао - «драконов ус».
    Судя по всему, треножник был мачтой связи, а прилетевший по сигналу дракон - тут уже всё понятно. Конечно, Андерсен в свои буржуазные времена, когда никто ничего знать не хотел, кроме беленьких и пухленьких, словно сдобные булочки, ангелочков-путти, и вообще все были склонны идеализировать всё, чего не могли осмыслить, не мог себе такого даже представить.
  17. Ветреный Котён
    Гремят колёса
    По раскалённым рельсам -
    Долог будет день.
    Ет мы с Асакурой шли по улице Герасима Курина, десяти утра ещё нет, а жарища, и поезда идут один за другим - "Янтарь" в Ригу, голубой киевский... Собирались сегодня в несколько мест сразу и ни в одно не успели. Вместо этого шастали в Парк Культуры купаться в фонтане и ещё просидели тыщу в Маке и тыщи две прошвыряли на всякую бижутерию. Ну, снявши голову по волосам не плачут...


  18. Ветреный Котён
    Ничего не пишу вообще, поскольку у компа совсем не сижу и нам с Асакурочкой как бы и без того есть чем заняться, не до блогов. Вот вчера мы весь день в Люблино ездили. А чем там занимались - не скажу. Военная тайна.
  24. Ветреный Котён
    Жил мальчик Федя в городе,
    Обычный паренёк.
    Но он мечтал о роботе,
    Который всё бы мог.
    "Зачем всё делать самому?
    Я только кнопочку нажму,
    Меня он тихо в нужный час
    Открыть попросит правый глаз.
    Когда открою левый глаз,
    Поставит чайник он на газ,
    Постелет за меня кровать
    И станет в доме прибирать:
    Цветы на окнах он польёт,
    Пол пылесосом подметёт,
    Посуду вымоет, потом
    Погладит брюки утюгом,
    К рубашке пуговку пришьёт,
    Решит задачки и начнёт
    Мне детективы вслух читать.
    А я? Я буду слушать, есть и спать!"
    Узнал учёный города,
    О чём Федот мечтал,
    И сделал ему робота,
    И так ему сказал:
    "В подарок робота прими,
    Ты только кнопочку нажми,
    Тебя он тихо в нужный час
    Открыть попросит левый глаз,
    Когда откроешь правый глаз,
    Поставит чайник он на газ,
    Постелет за тебя кровать
    И станет в доме прибирать:
    Цветы на окнах он польёт,
    Пол пылесосом подметёт,
    Посуду вымоет, потом
    Погладит брюки утюгом,
    К рубашке пуговку пришьёт,
    Решит задачки и начнёт
    Все детективы вслух читать...
    А ты? Ты будешь слушать, есть и спать!"
    Но слух прошёл по городу,
    Ну, кто б подумать мог,
    Случилось что-то сроботом
    И робот занемог.
    Но Федя этого не знал,
    Он только кнопочку нажал,
    И робот Феде в нужный час
    Пропылесосил левый глаз,
    Когда заплакал правый глаз,
    Поставил робот стул на газ,
    Полил из лейки он кровать
    И стал всё в доме разбирать,
    Помыл задачник, а потом
    Посуду гладил утюгом,
    К цветам он пуговку пришил,
    А брюки к чайнику прибил,
    Решать задачки он не стал,
    Вслух детективы не читал.
    И Федя, вы должны понять,
    Не мог ни пить, ни есть, ни спать...
    Зачем вам робот, не пойму?
    Всё лучше делать самому.
    /В.Медведев/
    Вот эти картинки показывают нам, что находиться рядом со сбрендившими роботами опасно для жизни.


    Потому как те начинают нехило домогатцо.
×
×
  • Создать...