Арана

Хм, а почему вы так считаете, если не секрет? Я, знаете ли, тоже могу сказать, что наличие у вампира души - абсурд, и никак не комментировать.

Ох... ну, попробуйте осилить любую энциклопедию по нечисти, несущую хоть немного религиозный смысл. Наверняка свалят все на Дьявола и продажу души.

Ох... люди, только не грызться! Принимаю ко сведению замечания, за комменты спасибо. Сюжетная завязка уже появилась, только вот сходу выдавать ее - натуральнейший спойлер)) * * * Ночью иллюзии оживают; но у вас над головой может хоть взорваться сверхновая – пока вы в нее не поверите, вас будет окружать темнота. Если совершить доброе дело, пара крыльев, доставшаяся в наследство от матери, начинает мерно сиять. Но, стоит наложить пару-тройку иллюзий на клиентов, как любое свечение гаснет, и наваливается самодовольная, отъевшаяся усталость; и остается только верить, что когда-нибудь все будет хорошо. Верить, что все будет хорошо уже завтра, почему-то не получалось ни у кого. * * * Аксиома первая: наемный убийца клана Эррейн ничего не боится. Точка. В кабине чинно плавали обертки от давно закончившейся еды и пустые бутылки; собственно говоря, одна из них меня и разбудила, столкнувшись с моей родной тыквой, зверски гудящей с похмелья. Бутылка, само собой, отлетела в сторону, да и я почувствовал труднопреодолимое желание третьего закона старика Ньютона отправить меня в полет – только вот ремни безопасности мало волновало мнение гения, получившего яблоком по куполу. Ммм… яблоки, яблоки, яблоки… Еда закончилась два дня назад. Целую вечность назад. Из всего жидкого, что теоретически можно было пить, остался только спирт. Технический. Наемный убийца ничего не боится – кроме возможности начисто забыть первую аксиому. Недоказанная теорема студентов клана. Аксиома вторая: наемный убийца клана Эррейн найдет выход из любой ситуации. Точка. Топлива оставалось ровно на то, чтобы практически на одной инерции добраться до ближайшей обитаемой планеты и более-менее удачно посадить челнок. В свете того, что до ближайшей обитаемой планеты переться еще дюжину с хвостиком парсеков… Аксиома третья: меч наемного убийцы клана Эррейн никогда не бросит хозяина. Точка. Система гравитации отказала примерно тогда же, когда закончилась еда. За день до этого моя на рррредкость предусмотрительная спутница самым беспардонным образом превратилась обратно в меч, оставив меня еще и без компании. И не возразишь даже – до тех пор, пока не потянет разговаривать с оружием. Но тогда я вряд ли смогу привести хоть один разумный довод. По обеим аксиомам у студентов нашелся всего один комментарий: «Блиииииииииин…». Ну, то есть были еще варианты, но в присутствии дамы, пусть даже она меч и вообще не подает признаков жизни, вспоминать их не хотелось. По совести говоря, меня терзали сомнения. Судя по всему, старик Рональд д’Эррейн, скромный основатель нашего тихого семейного бизнеса, либо был теоретиком (приписал бы пару эпитетов, но о покойных или хорошо, или никак), либо ему чертовски везло. В отличие от меня.

Цельное как раз начинается с голых идей. Только за мной водится идиотская привычка публиковать процесс творчества, а не обязательно само творчество. По-моему, это заметно во всех произведениях.

Хм, с сюжетом пока не решила, если честно... *^_^* Пишу как пишется, посмотрим, что это будет - мож, и правда мистика)) * * * В начале было Слово. Сдается мне, матерное. День срывает любые иллюзии, солнечный свет стирает веру в пыль – когда толпа вокруг настолько плотная, что пустое пространство у тебя за спиной не вызывает ничего, кроме желания немедленно его занять и кипящего раздражения, очень сложно твердо осознавать, что крыльев у тебя и в самом деле нет. И Белый Совет, и Черный Круг работают ночью. Если бы полукровок не любили, все было бы гораздо проще; но в нас не верят, и поэтому нас нет. Есть только салон иллюзий, открывающийся на закате. Очень-очень хороший салон. Все верно – штаб-квартира у Белого Совета и Черного Круга тоже одна. По сути, мы не так уж и плохо ладим. Просто своим существованием мы обязаны совершенно разным силам, которые как раз и грызутся между собой – но какое нам до этого дело? Темный переулок перекрестился балками и старыми трубами переходов; в эту часть города без оружия старались не соваться. О, отбросы общества, как и положено, жили на самых нижних уровнях, среди духоты и влажной гнили, но если кому-то удавалось оттуда выбраться – они приходили сюда. И несли с собой свои законы. Которые находили свое применение. Девушка лежала, бессильно раскинув переломанные руки; странно искалеченные пальцы, окровавленное лицо – она сопротивлялась, боролась до последнего. Склонившаяся над ней невысокая полноватая женщина с ощущением ненастоящей пустоты за спиной взглянула на меня и развела руками. Понимаю. Представитель Черного Круга просто выполнял свою работу, а я опоздала. Опоздала! Опять, опять, опять… Выдох. Вдох. - Она еще жива? – тихо спросила я. Женщина, помедлив, кивнула: - Можешь отнести ее к людям. Только – уже рассвело. Безвольное тело сильно оттягивало руки, мышцы позорно подрагивали, а дневной свет медленно стирал цветущую ненастоящей болью пустоту за спиной; нужно было терпеть, держать в себе – страх, непонимание, неприятие – снова. Снова и снова – разве это первый и последний раз? В такие мгновения вера расцветает, как фантомная боль, в ней невозможно, нельзя сомневаться; пусть на самом деле не во что верить и не на что надеяться – есть моменты, когда нечеловеческое, получуждое желание восстановить справедливость становится важнее всего на свете. - Ау! Тут есть медики? День срывает любые иллюзии, солнечный свет стирает веру в пыль – и, когда я тайком бежала от окруженной возмущенной толпой машины скорой помощи, пустоту за спиной наконец заполнили две пары крыльев, в которые никто, кроме меня, не верил. Богам нет дела до промежуточных вариантов. А мне – есть.

Богам нет дела до промежуточных вариантов. Их сила – в умении видеть только черное и белое. Видеть тех, кто верит в тебя, и тех, кто верит в твою противоположность. А остальное… так ли важно то, что остается, когда заканчивается вера? В плотной толпе люди протискивались друг мимо дружки, с почти осязаемыми усилиями удерживая на лицах каменное выражение, чтобы не выдать себя – как же достала эта давка, куда бы деться… Люди проносились мимо на машинах, в битком набитых общественных флаймобилях; люди выглядывали из окон и плотно закрывали за собой двери, люди задергивали шторы и потерянно рассматривали собственные переполненные квартиры, люди терпели, привыкали. Жили. Жили – с небом, затянутым переливчатыми облаками, в домах, устремляющихся и вглубь, и ввысь; среди дымящих заводов, среди шума и усталости. Люди выживали – и уже поэтому, на мой скромный взгляд, им не стоило сочувствовать, что бы там, Наверху, ни думали по этому поводу. Хотя, признаться, в Городе совершенно не оставалось сил на разработку собственных концепций и протестов: спину постоянно разрывали жуткие фантомные боли, и единственное, о чем мечталось – продежурить и спрятаться, прочь от чужих глаз, сбросить наконец иллюзию и свернуться маленьким терпеливым клубочком, который все-все перенесет. Или почти все. Затянутое плотным слоем облаков небо не то поблекло, не то посветлело на востоке – солнце предприняло робкую попытку ознаменовать теоретическую возможность начала нового дня. До конца дежурства оставалось всего несколько минут. Работа моя, по сути, была столь же полезна и необходима, как труд сороконожки, решившей пересечь пустыню. Ног – сорок, шансов достичь требуемого результата – никаких, польза – так вообще в минусе. Моей мамаше зачем-то понадобилось изменить судьбу людей. Спасти – от преступлений, от глупости, от жестокости. Нет, я все понимаю, против природы не попрешь, я бы и слова не проронила, если бы ей не втемяшилось, что помогать ей обязана единственная дочь – во главе отряда таких же, как я, полукровок. Которым все это нужно было как дьяволу гармошка. Папаня, естественно, попытался организовать противодействие. Появился еще один отряд. Полукровок, разумеется. Спасибо хоть не меня командовать отправил. Белый Совет – Черный Круг. Все тривиально до зубовного скрежета, древне, как мир, и столь же несправедливо и глупо. Правило создания высококлассных иллюзий, в которые верят все – даже те, кто в них неплохо разбирается, просто, как кинжал, отрезающий вам крылья. В иллюзию нужно верить. Так, чтобы каждая клеточка твоего тела, каждая взятая по отдельности мысль содержала в себе частичку ледяного осознания: все так, а не иначе. Нужно, чтобы верило все. Начиная от подсознания и заканчивая иллюзорными шрамами на спине, которые так удачно вошли в моду. Случайно, нет ли – не знаю. Не хочу задумываться. Богам нет дела до промежуточных вариантов. Их сила – в умении не замечать то, что стоит между ними и заветной целью.

Это вы мне или как?))) Давайте с этой стороны. Тоже нетрудно. Чтобы ожить после смерти, нужно как раз-таки отдать душу дьяволу. Знаете, нечисть - это все-таки не Ева. В народных поверьях очень многое основано на существовании/отсутствии души.

Dr.Sinc - с днюхой! Успехов во всем)

Спасиб)) Вот, только что набросала (обожаю эту модель! =)) http://www.ufaonline.ru/foto/data/500/97.jpg

Тогда это отличный регулятор численности людей.))) С точки зрения выживания... не укладывается в голове, что в основе существования и жертвы (человека, попробуйте поставить на его место себя), и хищника (пресловутого вампира) лежит одно и то же образование - душа. Скорее уж - если вампиры и используют этот термин для обозначения бытия в философском смысле этого слова, то подразумевают под ним несколько иное, нежели люди. Да и вообще, если это еще один вид, то тут уже взыграет наука, с чьей точки зрения существование души вообще - большой, жирный и очень некрасивый вопрос. =) Имхо.

Вампир - не-мертв, а душа - то, что обычно приписывается живым. Нечисть вообще считается созданиями Тьмы, Ада, Сатаны, прочих аналогов - в общем, образа недо-Творца, который лишь пытается изображать что-то похожее на жизнь, но у него не особо получается. Душу - в религиозном понимании этого термина - Тьма подарить никому не могла.

Вспомнилось вот, что в книгах рецептов обычно оставляют несколько разлинованных страниц с надписью «Для заметок»; я несколько дней носилась одержимая этой идеей, все силилась придумать, как же можно вставить такие «запасные листочки» в текстовый документ. Пишу со скорбно опущенной головой: тут моя фантазия взяла отпуск. Впрочем, сдается мне, все равно не удалось бы решить, сколько свободного места оставлять, если новые миры имеют привычку робко выглядывать из чашки утреннего кофе и тихонько проситься наружу, а людей, достойных упоминания, как звезд на небе – не счесть; наверное, оно и к лучшему, что все это не приходится загонять в жесткие рамки чужих мониторов. Красота – она, в конце концов, для того, чтобы ее видеть; а в пустых страницах Word’а углядеть ее мне пока не удалось. =)

Ну да, иначе, чем белочкой, это не назовешь)))

Ветерок, уже отдающий осенней промозглостью, тщетно пытался пригнать откуда-то из-за линии горизонта ровный слой монотонно-серых облаков – в тихо стареющей реальности по-прежнему сияло блеклое и усталое, но все же – солнышко. Оно неярко освещало грязно-зеленую поверхность воды с чинно проплывающими по ней опавшими листьями и мертвыми веточками; дно реки представляло собой склизкое холодное месиво, в котором постоянно вязли ноги. - Если ты сейчас опять заявишь, что проснешься, я за себя не отвечаю. Мужчина промолчал. Сытый котяра свернулся клубочком у него на коленях и дремал, чуть поигрывая отнюдь не безобидными коготками. Девушка неотрывно смотрела себе под ноги, точно надеялась разглядеть собственные постоянно изменяющиеся ступни сквозь грязную речную воду. - Я, конечно, понимаю, что эти слова каждый раз слышит совершенно другой человек, с другим мировосприятием и кучей новых ассоциаций, но, знаешь ли, все равно капает на мозги. И неважно, что они тоже все время меняются. Мужчина почесал кота за ушком. Тот сонно мурлыкнул и потянулся. - Ну, знаешь… я же не виноват, что в итоге действительно просыпаюсь. Рад бы оставаться, но против природы не попрешь. Девушка передернула плечами и демонстративно фыркнула, не поднимая глаз. - Со слов «рад бы, но…» начинаются, как правило, бессмысленные оправдания. - Не злись, - устало вздохнул он. – Что предлагаешь-то? Воплощенная изменчивость резко остановилась и села у берега, вытянув ноги в по-осеннему холодную воду. Слабеющий ветерок хлестнул по воздуху длинными волосами, которые в следующее мгновение потемнели и укоротились. - Не знаю, - буркнула девушка и опустила голову. Мужчина осторожно поставил котяру на все четыре лапы и поднялся на ноги. Зверек поднял на него хищные глазищи, недовольно сощурился, вильнул хвостом, но к сидящей у воды хозяйке все же не пошел. Ветерок затих было, а потом вдруг рванулся, завыл отчаянно, швырнул в людей на берегу осеннюю усталую тоску; взвился куда-то ввысь, силясь вырваться, и внезапно пропал. - Хочешь проснуться вместо меня?

На третьей картинке у Синдзи глаза слишком близко к переносице, хотя в общем и целом - все равно хорошо. Аска на второй вышла потрясающая! Мои поздравления =) А первая как-то неровно, неуверенно выглядит. Но потенциал чувствуется.

Вторая хорошо, движение чувствуется. =)

Олег, спасибо за замечание, буду работать. =) И за комплименты всем спасибо. =)) http://foto.mail.ru/mail/morwen_ei/34/57.html - на скорую руку

Небо казалось покрытым рыжевато-золотистой пыльцой – чудилось, будто этот теплый бархатистый оттенок напылили прямо на прозрачный воздух, пропахший сладковатым цветочным ароматом. Ни солнца, ни звезд: этот маленький гордый мирок не нуждался в чужом сиянии. Бархатисто-рыжеватые отсветы играли на листве; на прогретой своим собственным теплом земле вальяжно разлеглись тонкие тени. Кора дерева под вечно изменяющимися пальцами терпко пахла летним вечером и густой смолой; если покрепче обнять ствол, то совсем не страшно смотреть вверх. По золотисто-пыльцовому небу то и дело пробегали неровные полосы липкой черноты. - Вот это – действительно моя тоска, - произнесла в теплые глухие небеса воплощенная изменчивость, прижавшаяся щекой к стволу дерева. Ветка, на которой она пристроилась, совсем не двигалась – ветерок не мог даже шевельнуть густую листву. - А говорила, что ты – всегда темные миры, - растерянно сказал мужчина с бесполезным коричневым пледом в руках, запрокинув голову. Лезть на дерево ему определенно не хотелось. Сытый котяра вскарабкался на самый верх и теперь напряженно осматривался, даже не думая о том, чтобы пригреться и задремать. Девушка неотрывно смотрела на зверька: так можно было отвлечься от засасывающей пустоты, полосами разрывающей небо. - Которая я это говорила? – грустно усмехнулась она, и зрачки в ее глазах отчего-то стали квадратными, а потом потерялись вовсе. – И какая я сейчас? Какой ты меня сделал? Какой хотел увидеть? - Ничего я не хотел. Думал только… плед вернуть. Только теперь не знаю, как. Котяра уставился на него так, будто собирался броситься с воем и выпущенными когтями, но в итоге ограничился тем, что с достоинством вильнул кончиком хвоста. По небу прокатилось целое пятно жирной черноты. - Врешь, - внезапно повеселела девушка, и в ее спокойной улыбке было что-то вымученное и неестественное. – Если бы ты хотел только вернуть плед, он бы просто исчез, а ты ни за что бы здесь не оказался. И меня бы здесь не было… то есть вообще не было бы. - Я проснусь, - с отвращением ответил мужчина, бросив плед себе под ноги, и опустил глаза. - Проснешься, конечно. Куда ж ты денешься. Только теперь я буду сниться тебе гораздо чаще, знаешь? Потому что и ты, и я слишком сильно привыкли к тому, что всегда есть кто-то, кто поймет все. Сытый котяра быстро лизнул собственный бок и снова настороженно огляделся, будто боялся, что на него нападут. - А вот у тебя в твоей пропахшей паршивым растворимым кофе реальности начнутся проблемы, - сказала воплощенная изменчивость и наконец взглянула вниз. – И однажды тебе не захочется просыпаться, что бы я ни говорила. - Как будто тебя это расстроит, - буркнул мужчина. - Еще как, - кивнула она. – Только представь – ты же все время будешь рядом! А что, если я начну создавать миры? С тобой этого делать нельзя. - Потому что они будут слишком реальными? – криво усмехнулся мужчина, встретившись взглядом с котом. Кот яростно забил хвостом, но все же отвел глаза. - Потому что они будут совершенными, - мрачно хмыкнула девушка. – А это плохо. Совершенству некуда развиваться и незачем изменяться. Я так не могу. Мужчина заинтересованно склонил голову к плечу и уселся на брошенный на землю плед. - Ага, а в чем изъян этого мира? Эта черная дрянь наверху? Непостоянность брезгливо поморщилась. - Этот мир пустой. Пустой и обидевшийся на вселенную настолько, что уверен, будто сможет выжить один, без чьей-либо помощи. Он справляется, он сильный. Только вот помнит еще, как было легко и спокойно, когда ему помогали и он помогал в ответ. - Почему ты создала его таким? – спросил мужчина. Она устало рассмеялась и тряхнула головой. - Просыпайся. Просыпайся и живи, как жил. Мне подумалось – наверное, ты там еще нужен. Тебя зовут, ты слышишь? - Слышу. Сестра, - обреченно вздохнул он и начал медленно таять. – Но почему ты создала такой мир? Так на тебя не похоже… - к концу фразы в пустом мире остался только смятый коричневый плед, уже согретый бархатистым теплом, и ответ адресовался скорее небесам, что вдруг стали совершенно черными: - Тебя так долго не было… Кот уставился куда-то перед собой и тоскливо, с надрывом, завыл.

Причем сильно погорячилась... За окном мерно лился серый дождь. По запыленному стеклу медленно стекали мелкие капли, оставляющие после себя мутный ручеек; Унылый шелест прятал звуки, топя старую квартирку в промокшей насквозь тишине. Девушка, сидящая на деревянном стуле со странно изогнутой спинкой, неподвижным взглядом смотрела в какую-то ей одной понятную точку на противоположной стене. Руки, скрещенные на груди, босые ступни, черты лица – все менялось каждую секунду; постоянным оставалась только серая усталость в уголках многоцветных глаз. Сытый котяра на подоконнике старательно умывался, изредка прерываясь, чтобы широко и с удовольствием зевнуть. - Вот это и есть твоя тоска? – тихо спросил мужчина, напряженно замерший в единственном кресле, и разгладил на коленях коричневый плед. – Это сейчас – ты? - Нет, - резко ответила девушка, не отрывая взгляда от старых обоев на противоположной стене. – Я всегда – темные миры. Котяра прекратил вылизываться и, лениво потянувшись, свернулся в клубок, все же оставив открытыми внимательные хищные глаза. - В чем разница? – мужчина перевел взгляд с воплощенной изменчивости на задремавшего зверька: на него смотреть было спокойнее. Привычнее. – Почему ты можешь создавать миры, которые не будут частью тебя, а я – нет? - Разница? – девушка начала раскачиваться на стуле, то и дело оставляя его опасно балансировать на двух ножках. – О, тут все просто… просто, потому что здесь, - она коснулась постоянно изменяющейся рукой собственной груди, - никакой бури нет уже давно. Штиль. Пусто. Сытый котяра на подоконнике лениво зевнул, сощурился, а потом и вовсе закрыл глаза. - Так не бывает, - нахмурившись, отозвался мужчина. Стул замер в крайней позиции, грозя вот-вот упасть. Девушка запрокинула вечно изменяющуюся голову и переливчато рассмеялась – он первый раз слышал у нее такой смех, серебристо-легкий и свободный. - Тогда все еще проще! Это значит, что меня и вовсе нет! – воплощенная изменчивость внезапно повернулась к нему и неожиданно серьезно спросила: - Неужели еще не понял? Я тебе снюсь! - И я сейчас проснусь… - Проснешься, конечно, - кивнула девушка. – Куда ж ты денешься. Проснешься, нисколько не отдохнувший, с больной головой, разобьешь очередной будильник и поплетешься… - Нет. - Проснешься, - отмахнулась она. – А вечером снова уснешь. Это твоя жизнь – то, какой ты ее сделал. Мужчина раздраженно тряхнул головой и начал таять – словно кто-то постепенно убирал плотность: краски бледнели, контуры размывались до тех пор, пока кресло вдруг не оказалось абсолютно пустым. - Он забрал плед, - доложила собственному коту воплощенная изменчивость. Тот приоткрыл один глаз и зевнул во всю пасть. – А ведь даже не знал хозяев. Как же это называется… ой!!! Стул опасно пошатнулся – и все-таки упал.

Рецепт: очень много миндального мороженого, желание остановить мгновение; птичий гомон прямо над ухом и внезапно замолчавший телефон. Хорошенько обругать севшую зарядку и убрать бесполезный сотовый в соседнюю реальность, где мороженого, самой собой, нет. Мир: Тепло. Влажная духота лениво потягивалась, поудобнее устраиваясь на обреченно затихшем мире: безлюдные пляжи, вымершие дороги, пустые города в свалявшихся комьях промокшей пыли. Солнечный свет никак не мог пробраться через плотную завесу темно-серых облаков; ветра не было и в помине, и липкая жара сжимала кипящее кольцо застывшего воздуха. Этот унылый мир давно забыл, что значит летний зной – тепло здесь осталось только такое, душное, тяжелое. Закаты здесь казались какими-то по-особенному нежными – розовые отсветы на стеклах, на облаках, а рассветы превращали небеса в палитру сумасшедшего художника, бездумно смешивающего краски; но, когда солнце все же разрывало плотную темную пелену, то его сияние выхватывало из привычного полумрака только отсыревшие деревья, пустые города и мертвую грязь. Куда пропали люди, этот мирок не помнил; знал лишь, что в нем не осталось ни могил, ни остовов. И еще знал – что ему не хватает тепла. Того, другого. Живого по-настоящему.

Попробуйте по этой: http://foto.mail.ru/mail/morwen_ei/34/56.html И спасибо за комментарии. =)

Сообщу модели - обхихикается! Спасибо. =)

...хотя, пожалуй, иногда будут появляться и фотографии. Наверно. Для начала... http://foto.mail.ru/mail/morwen_ei/34/53.html http://zhurnal.lib.ru/img/a/ahmetowa_e_i/one/index.shtml http://foto.mail.ru/mail/morwen_ei/34/54.html http://foto.mail.ru/mail/morwen_ei/34/55.html

Н-да, насчет законченности я того... погорячилась. Краски и запахи сливались в единый поток, вытягивались в сплошные линии, устремляющиеся куда-то вдаль и вскоре исчезающие где-то на границе видимости. От слишком быстрого и долгого бега воспаленно горели не рассчитанные на такое обращение легкие, а ноги казались чужими и далекими; смазанное ощущение сбитых в кровь ступней робко бродило вдоль границы сознания, растворившегося в непрекращающемся движении. Ветер налетал мощными порывами, швыряя вокруг дождь – тот падал сплошной серебристой стеной, ударяя по лицу, по плечам, создавая вокруг промокшей насквозь фигуры мерцающий ореол воды. Влажные волосы тонкими прядями липли к щекам, почти скрывая тихую улыбку, - буря, внезапно воплотившаяся в одинокий мужской силуэт, прячущийся среди рокота разъяренной стихии. Обрыв над бушующим морем слился в длинные мазки кистью, испачканной в темных красках и соленом аромате. Вокруг ярилась буря и, счастливый ему одному понятным счастьем, смеялся бегущий силуэт; его кровавые следы мгновенно смывала серебристая стена воды, а уж о том, чтобы сохранить тепло, у этого мира не могло возникнуть и мысли. Темное небо все пригибалось к земле, к морю, протягивало щупальца-дожди, беспощадно ломаемые ветром; почерневшие горы тянулись ввысь и терялись в тяжелых тучах. Буря выла и в тщетной ярости билась о хрупкие границы реальности; вырвавшийся наконец на свободу смех звучал еще страшнее, чем раскаты грома и беспомощные удары темной воды о скалы, а в памяти упорно вставали полупогибшими призраками образы – изменчивость и постоянство, ищущие тьму, чтобы отдохнуть. Человек внезапно остановился, и весь мир остановился вместе с ним. - Я проснусь, - сказал он сам себе. - Проснешься, конечно, - легко согласился женский голос, меняющийся каждое мгновение. – Проснешься… куда ж ты денешься. Проснешься, нисколько не отдохнувший, с больной головой, разобьешь очередной будильник и поплетешься за – как же это называется… Мужчина резко обернулся, и весь замерший мир обернулся вслед за ним. - Кофе… за кофе. Наверное. Безумное непостоянство под застывшей стеной дождя чуть склонило голову и едва заметно улыбнулось. Сытый котяра терся у вечно изменяющихся ног, мурча и поигрывая коготками. - Ага. За ним, - усмехнулась девушка, опасливо взглянув на собственного питомца. Кот вопросительно мяукнул; не получив никакого вразумительного ответа, презрительно фыркнул и принялся вылизываться. – За «наверно». За надеждой. Мужчина неопределенно пожал плечами. - Почему у меня всегда получаются бушующие миры? Я ведь всегда придумываю их во сне… Она засмеялась и вдруг оказалась совсем близко – указательный палец бесцеремонно ткнул человека в грудь. - Да потому что здесь, - отросший за одно мгновение острый ноготь болезненно царапнул кожу, - здесь уютно свернулась клубочком буря, готовая разрушить все на своем пути. Девушка убрала руку и отступила на шаг назад. - Ты говорила, что я не смогу придумывать миры, - мужчина вздохнул – то ли с облегчением, то ли сожалея о чем-то; огляделся, с запоздалым испугом и непониманием рассматривая замерший шторм и зарождающуюся в темных небесах молнию. – А я… - А ты и не смог, - ее усмешка выглядела уже иначе – левый уголок губ отчего-то чуть опустился, а правый, напротив, приподнялся, придавая вновь изменившемуся лицу страшноватое выражение. – То, что вокруг тебя, - не мир. Это – ты сам. Нравится? Он поднял руку и вцепился в собственные волосы; где-то на горизонте вырвалась из-под земли еще одна гора, и над ней тучи сложились в причудливый вытянутый рисунок. - Я проснусь… - Просыпайся, - пожала плечами девушка. Мужчина поднял на нее затравленные глаза и начал медленно таять – весь мир выцветал вместе с ним; последними исчезли запахи и леденящий блеск зарождающейся молнии в уже не существующих небесах. Оставшаяся в пустоте воплощенная изменчивость взяла на руки хищно щурящегося котяру; с легким недоумением взглянула на то место, где только что стоял человек, и покачала головой. - Какой же ты обыкновенный... не проснешься. От себя – не проснешься.